Друг и лейтенант Робина Гуда (СИ) - Овчинникова Анна Георгиевна
Меня разбудило вызывающе громкое цоканье, я нехотя разлепил веки и увидел, что у меня на груди восседает крупная белка. Белка воззрилась мне в глаза и — клянусь епископом Голией! — иронически подмигнула. Потом дернула хвостом, неспешно проскакала по мне и порскнула вверх по стволу дуба.
На этой поляне птицы и звери вели себя еще нахальнее, чем в остальных местах королевского заповедника, давно уяснив, что здесь их никто не тронет. В кустах орали зарянки; две сойки, сидя на краю бочонка, вырывали друг у дружки кусок хлеба.
Услышав звуки, непохожие на птичье-беличье верещание, я чуть повернул голову и обнаружил, что вместе с пернатыми и четвероногими обитателями леса в такую рань поднялся Барсук. Вчера мы легли полночь-заполночь — и нате вам: едва рассвело, а Дикон уже бродит по поляне, затянутой утренней дымкой, и бурчит что-то себе под нос, напоминая ворчливое привидение.
Приподнявшись на локте, я некоторое время наблюдал за ним, а потом вполголоса пропел:
Дикон взглянул на меня, задрав брови, а когда я перевел этот шедевр на английский, посмотрел на меня еще более странно.
— Что ищешь? — спросил я сквозь зевок, убедившись, что еще не забыл великий и могучий русский язык.
— Да вот, тетива куда-то запропастилась… Я вчера ее прибрал и, хоть убей, не вспомню — куда!
— Возьми мою.
— У тебя ж нет лука, Джонни!
— Третьего дня еще был. Но дрянной, сломался после второго выстрела, когда мы с Робином повстречались с нехорошими парнями возле Итона, — порывшись за пазухой, я бросил Барсуку тряпицу с завернутой в нее тетивой.
— Небось опять стукнул кого-нибудь луком по голове? — спросил Дикон, поймав сверток.
— Само собой. Но уже после того, как он сломался.
Барсук, судя по всему, мне не поверил; натягивая тетиву, он ворчал, что, хоть я и умею драться мечом, палкой и кулаками, мне надо все ж таки выучиться и стрелять, иначе когда-нибудь дело кончится бедой, тем паче если я буду, как вчера, лезть один на четверых вооруженных негодяев…
— Это была психическая атака, — перебил я брюзжание Барсука.
— Психич… — Дикон покрутил головой. — Иногда ты как ввернешь замудреное словцо, Джон, прям похуже нашего фриара, ей-богу!
— Я не хотел, чтобы Робер пустил в ход кинжал, мерзавец слишком ловко умел с ним обращаться, — объяснил я. — Н-да, стоило бы прикончить обоих братцев после того, как они порезали парнишку в Хетерсейдже, а не просто избить их и вышвырнуть из отряда… Людям было бы меньше хлопот.
— Да что ж за времена такие нынче пошли, охо-хо, — вздохнул Дикон. — Саксы-фригольдеры заодно с бывшими наемниками-норманами грабят и убивают средь бела дня! Разве такое когда бывало со времен смуты Стефана и Матильды? Ничего, скоро вернется король Ричард, уж он-то наведет здесь порядок! Ох, пожалеет тогда шериф, что стакнулся с Джоном Безземельным!
— Это мы все тогда пожалеем, что шериф принял сторону принца Джона, пожалеем ab imo pectore [48], — подал голос брат Тук.
Фриар сел, душераздирающе зевая, шуганул птиц с бочонка и с надеждой сунул в него нос. Судя по выражению лица монаха, его надежда не оправдалась.
— Чего «пекторе»? — возмутился Барсук. — Никакое не пекторе, братец! Король живо приструнит негодяев, которые бог знает что вытворяли, пока он сражался за Гроб Господень!
— То-то и оно! — покрутил головой Тук. — Негодяев, которые охотились на его оленей, негодяев, которые не подчинялись правителю графства, негодяев, которые убивали стражников и даже заграбастали деньги, предназначенные на выкуп короля! Думаю, Ричард скорей спустил бы нам дюжину убийств, чем то, что мы покусились на королевские денежки! Гроб гробом, но наш государь всегда был охоч до золотишка; раз уж он поубивал три тысячи знатных сарацинов из-за того, что за бедняг не поторопились внести выкуп, нас, простых разбойников, он тем более не помилует…
— Ты болтаешь как изменник! — взъярился Барсук. — Вот пока ты набивал брюхо в Киркби, люди принца Джона шуровали по всей округе — а теперь ты хочешь, чтоб нами правил этот смутьян?
— Опять спорите? — сонно спросил Вилл, приподняв взлохмаченную рыжую голову. — Не надоело еще?
Нет, им не надоело. Если что и могло вывести из себя флегматичного Барсука, так это хула в адрес короля Ричарда, а фриар в своем монастыре, видно, успел отчаянно соскучиться по политическим спорам. Вскоре Дикон и Тук разгалделись почище двух соек, так что парням волей-неволей пришлось продирать глаза и подниматься.
Мы поплескались в протекавшем неподалеку ручье, возродили погасший за ночь огонь, принялись за еду — а эти двое все не унимались. То, что сегодняшний завтрак нам пришлось запивать чистой водой, настроило Тука на воинственный лад, а Дикон в пылу спора даже забыл, что собирался идти на охоту.
— Принц Джон, по крайней мере, знает английский язык! — доказывал фриар. — А Ричард рос в Аквитании, после правил Гасконью, для него Англия — просто дойная корова! Только корову-то добрые хозяева небось холят и берегут, а ему лишь бы выжать из нас побольше золотишка. И сколько ни дай, все ему мало! Сперва Ричард разорил англичан, собирая деньги на крестовый поход, даже церковные должности выставил на продажу, даже запродал с потрохами Шотландию [49], — а после пустил все собранные богатства по ветру! Да с такими деньгами, какие он собрал, можно было бы купить весь Иерусалим, и что же получили христиане в Палестине в результате его геройских подвигов? Ни-че-го! Еще тем из крестоносцев повезло, кто хотя бы вернулся домой, а не лег под крепостишкой Акрой, которую наш король осаждал столько времени, вместо того чтоб идти на Иерусалим! Да, повезло нам с государем — сперва состриг с англичан всю шерсть, после содрал и шкуру, а в благодарность отдал нас германскому императору! Неет, по мне уж лучше принц Джон. Пусть он отъявленный прощелыга, но он хотя бы живет в стране, которой собирается править, а не шастает черт-те где, изображая из себя сэра Ланселота Озерного и терпя неудачу за неудачей…
На этом месте задохнувшийся от негодования Дикон прервал поток красноречия фриара и снова принялся горячо обвинять Тука в измене. Остальные аутло, против обыкновения, молча уминали еду, почти не встревая в спор.
Я тоже помалкивал, напрасно пытаясь припомнить обстоятельства возвращения Ричарда Львиное Сердце из крестового похода. Хотя мне полагалось знать об этом лучше любого человека в стране, я сумел вспомнить только несколько эпизодов из читанного в детстве «Айвенго», да и их напрочь затмевал фильм, в котором целая армия вольных стрелков под предводительством Ричарда Львиное Сердце и Робина Гуда штурмует замок злодея Фрон де Бефа.
Половину моей доли запрятанных в Шервуде богатств я бы отдал сейчас за хороший учебник истории. Но, с другой стороны, даже в самом лучшем учебнике я не прочел бы о том, что случилось с разбойниками шайки Робина Гуда по возвращении Ричарда из крестового похода. К тому времени, как появятся такие книги, вольные стрелки превратятся в легенду, и лодыри-студенты вроде меня станут зевать над параграфом «Культура Англии XII–XIV веков», где в паре-тройке строчек будет упомянуто о герое народного фольклора Робине Гуде, жившем то ли в двенадцатом веке, то ли в тринадцатом, то ли в четырнадцатом, то ли в Йоркшире, то ли в Ноттингемшире, то ли в Шотландии… То ли не жившем вовсе, потому что был он всего лишь выдумкой какого-то глимена, сказочкой, которую подхватили и разукрасили все, кому не лень.
