Донован Фрост - Храм ночи
— Жаль старика, — сказал он, чтобы заглушить тишину.
— Да я ж говорю: ему давно пора было, — жизнерадостно сказал толстый. — Зажился уже.
На мгновение Армледеру показалось, что сейчас он сорвется, выхватит палаш и превратит этих довольно рыгающих после ужина ублюдков в кучу искромсанных окровавленных кусков плоти. Наверное, что-то отразилось в его взгляде — толстяк вдруг испуганно попятился.
— Да нет, г-господин, — заикаясь, сказал он. — Старик-то был хороший. Похороним его.
Армледер повернулся и медленно пошел прочь. Мысленно он записал еще одну строку в список тех, за кого собирался отомстить — неважно кому, пусть даже своему брату, самому Сету или похожему на него змееобразному Хвату.
Пива в бочке было еще достаточно. Он долго пил с Кранком, потом они на пару заорали старую солдатскую песню, в которой служивый, изголодавшийся в долгом походе по женским объятиям, описывал то, что он сделает с первой попавшейся шлюхой, даже, окажись, она страшна, как сам Нергал.
Потом Армледер упал на койку и забылся тяжелым сном. В эту ночь он не отправился на поиски подземной обители брата, не думал, как связаться с аквилонцами и передать им, где будут располагаться устроенные Одноглазым Диго засады, и не видел, как перед самым рассветом замок покинули несколько десятков всадников, отправившихся кто в Немедию, а кто — на горные тропы, по которым предположительно должна будет идти, направляясь к замку, аквилонская армия.
Глава пятнадцатая
Учитывая, что пеллийские земли и несколько соседних баронств, входившие в область ведения королевского наместника, были своего рода «медвежьим углом», поместье данного управителя выглядело именно так, как и ожидал Конан. Никаких зубчатых стен, рвов и башен. Разбросанные вокруг пышные сады, тенистые рощицы, пруды и цветники были изрезаны аллеями, щедро усыпанными красным песком.
То и дело попадались мраморные скамейки, беседки и какие-то изваяния. В сердце этих цветущих угодий виднелись белоснежные стены обширных построек. На бутафорских башенках свежий утренний ветерок полоскал аквилонские штандарты. С того места, где в укромной лощине прятался отряд Конана, было слышно, как поместье оживало. Разнообразные звуки доносилась из псарни и из внушительных размеров конюшни, по двору спешили слуги, разодетые с присущей провинции напыщенностью. Ни к кому не обращаясь, Конан пробурчал:
— Неплохо устроился, мерзавец. Интересно, он не проспал сигнал?
— Не должен… ага, вон там, мой король, за голубой башней на крыше центрального здания. — Ройл завозился на своем травяном ложе, вытягивая затекшие от долгого сидения в засаде ноги, — скорее всего, он пытался сигналить зажженной свечкой, но потом разобрался и взял зеркало.
— Хвала Крому, он хоть на что-то способен, — буркнул Конан, проверяя, мягко ли выходит меч из ножен, — будем надеяться, что его разжиревшие ратники продержатся до нашего подхода.
— Тихо, мой король. Они идут.
Иллиах, как бесплотный призрак, возникший вдруг из-за дерева, держал палец у губ, указывая рукой на дорогу, выныривающую из леса и ведущую к дому наместника. Действительно — показалась живописная кавалькада. Впереди ехали два всадника, при виде которых Конан оторопел, а кто-то из маленького отряда тихо выругался, вслед за чем послышалась глухая оплеуха и еле слышное приказание Ройла заткнуться. Дело в том, что колонну мятежников возглавляли сам Золотой Лев и его сын, точнее, довольно удачные их копии. Лиц под опущенными забралами было не разглядеть, но доспехи, кони, сбруя и манера держаться в седле могли ввести в заблуждение стражников наместника, если бы они не были заранее предупреждены о возможном подвохе. Вслед за поддельными владыками двигались их «телохранители». Три десятка всадников, облаченных в некое подобие мундиров Черных Драконов и варварское одеяние северной Конановой дружины. Тут, правда, хитроумные бунтовщики явно переусердствовали — слишком много было накидок из волчьего меха, лисьих шапок и кожи на доспехах. Впрочем, в этих края мало кто из аквилонцев мог похвастаться тем, что видел достаточно ваниров или киммерийцев, чтобы отличить оригинал от подделки.
— Итак, война началась. Что ж, во имя Крома, я только рад этому.
Конан поднялся во весь рост и взмахнул рукой. Немедленно редкая цепочка его дружинников, скрытая от взглядов с дороги лесистым взлобьем холма, двинулась к поместью, охватывая его широким полукругом. Иллиах шел вслед за своим владыкой, не отставая ни на шаг. Ройл же приотстал, глядя на то место, где мятежники вынырнули из леса. Вскоре там появился одинокий всадник и трижды высоко поднял копье, привстав в стременах. Этот сигнал означал, что вышла вся колонна противника.
— Отлично, хвала Митре. Однако какова наглость!
Ройл сплюнул и поспешил за королем, на ходу накладывая на тетиву огромного лука тяжелую стрелу. Тем временем навстречу переодетым мятежникам вышли четыре заспанных охранника. Они широко зевали, терли глаза и пошатывались, всем своим видом показывая, что тяжелое похмелье — штука гораздо более страшная, чем нежданное явление аквилонского владыки. Ройл специально подбирал на эту опасную роль воинов, так как подлинные планы врага по захвату поместья не были известны ни прозорливому немедийскому барону, ни угрюмому стигийцу. Избранники боссонца, тем не менее, справились со своей задачей прекрасно. Они, как бы опознав короля и его свиту, подобрали животы, запахнулись в роскошные ливреи и вытянулись в струнку, замерев, словно изваяния. Ни одна рука не потянулась к мечу, ни один взгляд не дрогнул, выражая положенное удивление и подобострастие. Бросив из-под забрала пару неразборчивых глухих угроз, поддельный Золотой Лев двинулся по тенистой аллее дальше, где его кавалькада простучала копытами по мостку и углубилась в парк, слегка покачиваясь в седлах и ни разу не оглянувшись. Ройл перевел дух. Теперь мятежникам некуда было деваться. Повинуясь незаметному сигналу стражи, которую только что миновали «ряженые», ратники наместника по всему парку принялись разбирать мосты и перегораживать поваленными древесными стволами дорожки. Конница Блистательных оказалась в лабиринте, из которого ей уже не суждено было выбраться. Оглянувшись, Иллиах широко заулыбался, приложил к губам рог, и протрубил азартный охотничий сигнал.
Миг спустя его подхватил еще добрый десяток рогов в разных уголках парка, затем в дело вступила хриплая боевая труба со двора поместья. Двери дома наместника распахнулись, оттуда выбежали закованные в броню и вооруженные до зубов воины, личная гвардия Конана перекрыла последние вероятные пути отступления мятежникам. Вести переговоры никто не собирался, вслед зычным сигналам труб в переодетых врагов полетели стрелы.
