Михаил Ахманов - Последняя битва
— Обитель деуса Локи, мой господин. А там, правее, участок земли под хрустальным колпаком — видишь, голая почва, песок и камни? Так выглядел Кентау в древние времена. До Смерти в восьмидесяти милях от этих мест лежало поле, откуда стартовали ракетопланы — машины, летавшие выше самых высоких гор; поле уничтожили, и волна радиации докатилась сюда с северо-востока, а с запада подступило море, когда воды его разлились и затопили равнину. Так образовался полуостров, и был он подобен пустоши, которую ты видишь у дворца владыки. Деус оставил этот участок как память о его могуществе и преобразующей силе.
С этими словами Девятый распростер руки, будто обнимая чудесный пейзаж с его цветами, деревьями и строениями.
— Твой владыка мог бы выбрать место поудачнее и не тратить попусту силы и труды, — заметил Иеро. — Есть земли, которых не коснулась Смерть.
— Эта земля подходила более прочих. Что же до сил и трудов, то разве владыки считаются с такими мелочами? В их распоряжении вечность, а то, что ты видишь, сделано за тысячу лет. Моим клоном, строителями и служителями! — Девятый коснулся ладонью груди.
Они неторопливо шагали по аллее к синевшему впереди морю. Берег с огромным зеленым парком, окрестный лес и нависавший над ними горный хребет были знакомы Иеро; совсем недавно, вчера, он глядел на горы, море и этот полуостров глазами птицы и размышлял, как проберется мимо муравейников-курганов и сторожевых башен. Однако Нечистый нанес ему поражение, позаботившись об этом сам… И преимущества Локи были сейчас огромны: он завладел не только Иеро Дистином, нерадивым Божьим слугой, но и его друзьями.
Где они? Что с ними сделали?
Эта мысль не давала Иеро покоя. Он вновь попробовал связаться с братом Альдо, но кроме разумов сотен копий-клонов не обнаружил ничего. Кажется, среди этих ущербных сознаний, горевших идеей подчиняться и угождать, были женские… Отметив это, он вновь замкнул врата своей ментальной крепости.
К югу от аллеи, у морского берега, стояло круглое одноэтажное здание, окруженное колоннадой, с высоким куполом, сверкавшим в лучах вечернего солнца. Во времена Иеро вид его казался необычным, помпезным, вычурным, но и только; однако многие, рожденные до Смерти, узнали бы и этот купол, и кольцо колонн, и стены с высокими вытянутыми окнами. То была копия верхней части здания Конгресса США, одного из символов могущества минувшей эпохи; обломок былого, урезанный и усеченный, ибо вершившие судьбы планеты поубавились в числе: теперь их были не сотни, не тысячи, а только четверо.
Вслед за Девятым Иеро поднялся по мраморной лестнице, миновал распахнутые двери с рельефным бронзовым изображением земных полусфер, сделал три дюжины шагов и очутился в центре обширного зала. Повторяя внешние очертания дворца, он был круглым, величественным и строгим, с куполообразным потолком; сквозь высокие окна струились солнечные лучи, озарявший подиум — возвышение в форме подковы с пятью креслами, одно из которых пустовало. Зал, полный воздуха и света, казался обителью богов, спустившихся с небес на Землю. Совсем непохоже на логово Нечистого, подумал священник, поднял взгляд и замер, изучая сидевших перед ним людей.
Двое были ему незнакомы — плотный мужчина с желтоватой кожей и узкими, чуть раскосыми глазами и молодая женщина, смуглая, гибкая и прекрасная, как взлелеенный руками садовника редкостный цветок. Она не походила на девушек Канды и соплеменниц Лучар или погибшего Сигурда, а принадлежала к расе, с которой Иеро еще не встречался и даже не подозревал, что это племя еще сохранилось на древней своей прародине, среди индийских равнин и джунглей. Черные волосы и черные огромные глаза, пухлый алый рот, узкое лицо с изящным маленьким носом, тонкие брови и ресницы, подобные темным веерам… Она могла бы соперничать в прелести с Вайлэ-ри, однако имела немалое преимущество перед лесной дриадой: эта смуглая красавица была бесспорно человеком.
Плотный мужчина походил на желтокожих мореходов, добравшихся в Ванк с азиатского материка. Этот народ тоже был незнаком священнику, но сохранилось его описание в архивах Аббатств, а также свидетельства иннейца, уцелевшего при нападении лемутов; то и другое совпадало с внешностью узкоглазого. Лицо его было невозмутимым и неподвижным словно восковая маска, и Иеро подумал, что этот человек то ли грезит, то ли спит с открытыми глазами.
Красавица и желтокожий мужчина сидели слева от большого, похожего на трон кресла, в котором, откинувшись на спинку, развалился крючконосый Локи. Справа от него ерзал на сиденье карлик-синюк с голым черепом и резкими чертами маленького уродливого лица; кожа его заметно отливала голубым, а на костлявом плече, вцепившись когтями в темную ткань мантии и кутаясь в кожистые крылья, дремал крупный нетопырь. Нергал, догадался Иеро, переводя взгляд на человека в троноподобном кресле.
Девятый стоял перед ним, кланялся и что-то говорил на непонятном языке — кажется, древнеанглийском; слова его лились рекой, напоминая молитву или песнопение. Властитель слушал слугу, поигрывая свисавшей на грудь золотой цепочкой, то пропуская ее меж пальцев, то комкая в кулаке; и, глядя на два одинаковых лица, священник ощутил озноб.
Они были так непохожи! Бледные, безволосые, копирующие друг друга до мельчайшей черточки, они отличались в той же степени, в какой отличен император от своего прислужника. Одно лицо казалось жестким, твердым, властным, другое — униженно-покорным; одни глаза горели дьявольским огнем, другие были словно угасающие угли, подернутые слоем пепла. Сравнивая их, Иеро понимал, что больше никогда не спутает Девятого и его владыку.
От копии, согнувшейся перед своим оригиналом, долетел едва заметный шепот:
— Сними защиту, господин. Тебе здесь ничего не угрожает. С тобой хотят поговорить.
Глядя в глаза Локи, два темных омута на бледном высокомерном лице, священник принялся уничтожать свои ментальные барьеры. Недолгая процедура, но он не успел справиться с ней, как в сознании ревом набатного колокола загрохотали слова:
«Наконец-то он пришел!»
Мысль была адресована не Иеро, и он лишь прищурил глаза, всматриваясь в темную бездну зрачков Нечистого. Дьявола? Сатаны? Люцифера? Сомнения терзали священника. Сейчас, когда он избавился от защиты и вновь обрел ментальный слух, он чувствовал силу Локи и понимал, что хоть она велика, однако не больше, чем у него. Сидевший на троне был тварью с черной душой, злобной, властолюбивой, не ведавшей жалости, но все же он оставался не демоном, а человеком, и дар его, в силу своей человеческой природы, казался не столь огромным, как у Солайтера или чудовищного Дома. Конечно, Локи был могущественней мастеров из Темного Братства, сильнее Обитающего в Тумане, искусней любого наставника из школы Аббатств, но в нем не ощущалось ничего потустороннего или сравнимого с сокрушительной мощью Дома. Иеро знал, что мог бы вступить с ним в битву с немалой надеждой на успех.
