Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
Высокая, статная, голубоглазая, с двумя толстыми светлыми косами, переброшенными на грудь, она была похожа на супругу богатого джермийского купца, когда та в праздничный день чинно и важно шествует в храм. Впрочем, если бы кто-нибудь высказал надменной особе это сравнение, она бы удивилась и оскорбилась. Чародейка Сапфир имела о себе мнение весьма высокое и в мыслях равняла себя разве что с Младшими богинями.
Впрочем, Алмазу кивнула как равному, отбросив высокомерие. А на его спутника сначала взглянула недоуменно и хмуро, но почти сразу заулыбалась:
— Ой, Двуцвет! Какой ты смешной в этом облике!
— А как ты меня узнала?
— Ну, от тебя веет магией. А разве Алмаз впустил бы в Семибашенный замок чужого мага! Откуда ты таким красавцем?
— Из Альбина. Разбираюсь там с дочкой короля Аргента. Никак нельзя допустить эту гадину к престолу.
Сапфир наморщила лоб (что ей совсем не шло):
— Но ведь наследник — принц Элрик?
— Да, но следующая на очереди — Энния, а Элрик слаб здоровьем. Если он умрет, наследницей объявят принцессу. Конечно, если к этому мгновению она успеет обзавестись принцем-консортом. Незамужняя дева на трон не взойдет. И даже официальной наследницей ей не быть.
— Ну и в чем дело? Она же не замужем, так? Я не очень разбираюсь в человеческой политике…
Двуцвет ухмыльнулся при слове «человеческой», произнесенном с таким презрением. Себя Сапфир к людям не причисляла, хотя и родилась — Двуцвет узнавал — в заурядной семье джермийского мясника. Чародейка считала магов особой, высшей расой, а все прочее население всех материков и островов числила недостойными тварями, которые когда-нибудь будут магами порабощены. Для нее равно низкими были и нищий, и король. А вот товарищей по Ожерелью она считала равными себе (то есть стоящими на высшей ступени незримой лестницы, на которой Сапфир мысленно размещала все живое). Двуцвета это устраивало.
— Принцесса Энния готовится тайно выйти замуж за младшего иллийского принца, чтобы упрочить свои права на престол.
— А почему тайно?
— Потому что ее младший братец Джордан тоже рвется на престол. Он куда опаснее недотепы-наследника. Сестру терпит лишь до тех пор, пока та не вздумает обзавестись мужем. За ним сильная придворная партия.
— Агат прозревала будущее, — напомнил Алмаз. — Я тебе писал… Она уверяет, что все тропки судьбы ведут к победе Эннии. И еще поминала какого-то не то Бонца, не то Бенца… Изумруд, кстати, тоже про него говорил. Это что за птица?
— Не знаю, мне такой не встречался. И слышать не доводилось. А что касается тропинок судьбы, так ведь они не в граните на века прорублены, а нарисованы на песке. Перечерчу их по-своему, не впервой. Я ставлю на принца Джордана!
— А почему не на Эннию? — из вежливости поинтересовалась Сапфир.
— Потому что принцесса намерена резко ограничить деятельность магов. Оставить лишь ремесленников, которые делают магические светильники, амулеты для лескатов, кубки, нейтрализующие яд, и прочие полезные вещи. Причем под жестким контролем. Нам, с нашими исследованиями, придется туго при королеве Эннии Первой. Ты не забыл, что замок стоит на Спорных Землях? Что Альбин предъявляет на них права?
— Разве такое забудешь? Мы же платим налоги и Альбину, и Виктии — чтобы не было неприятностей.
— А сочтешь ли ты неприятностью, если в замке поселится королевский наблюдатель, которому ты должен будешь объяснять смысл и необходимость каждой проведенной тобою операции?
Алмаз резко побледнел.
— Вот сука! — взвилась Сапфир, разом теряя свой милостиво-царственный вид. — Чтоб человечья девка совалась в дела магов!..
— Но принц Элрик женат, — припомнил Алмаз. — Разве его дети…
— Дети? — язвительно переспросил Двуцвет. — Такого подарка Альбину принц не поднесет… если верить придворному лекарю.
Сапфир снова потеряла интерес к теме беседы. Ей хотелось рассказать о своих магических успехах, о том, как подчиняются ей огромные массы воздуха. Но из учтивости все же поддержала разговор:
— Убьешь паршивку?
— Хотел просто скомпрометировать ее и сорвать свадьбу, — задумчиво отозвался Двуцвет. — Но, видимо, придется убить. Вне дворца она уязвима…
Заметил недоуменные взгляды собеседников и пояснил:
— Эта гадина уже пустилась в странствие по пяти святыням. Инкогнито, разумеется.
— О, — понимающе откликнулся Алмаз, — все так серьезно?
А Сапфир обиделась:
— Я, между прочим, не обязана знать все обычаи жалких людишек!
— Перед тем как отпрыск альбинского правящего дома вступит в брак, — объяснил ей Двуцвет, — он совершает паломничество по пяти храмам или храмовым обителям, дабы почтить Эна Изначального и четверку Старших богов. Принц Элрик перед свадьбой посетил три храма и две обители в пяти странах… Алмаз, мне надо быстро попасть в Андерхилл. Поможешь?
Маг в белом одеянии, прикинув что-то в уме, кивнул:
— Постараюсь. Но почему именно в Андерхилл?
Двуцвет начал рассказывать про самый древний в Альбине храм Вильди Изменчивого в Андерхилле, но оборвал себя на середине фразы, заметив, что собеседники разом потеряли интерес к разговору. Алмаз бросил взгляд на свою белую руку с большим перстнем. Сапфир непроизвольно вскинула пальцы к прозрачному голубому камню, украшающему обруч на лбу чародейки.
— Зеркало зовет, — объяснила женщина Двуцвету то, о чем он и сам уже догадался.
Двуцвет вздохнул. Сам-то он не мог услышать зов зеркала. В скальной каверне, среди вороха одежды, остался на потеху паукам его собственный талисман: пряжка пояса, в которую был вставлен редкий камень двуцвет, меняющий цвет при разном освещении.
— Кто зовет-то? — спросил Двуцвет, выходя вслед за собратьями-магами в коридор.
— Рубин, — не оборачиваясь, ответила чародейка.
Двуцвет скривил губы: Рубина он недолюбливал. Злобный глупец, хорошо умеющий только одно: возвращать себе и другим молодость. Дар, бесспорно, полезный. Сам Двуцвет, имея на руках такую карту, заставил бы весь мир играть по своим правилам. А Рубин уже третью жизнь, от молодости до молодости, тратит на то, чтобы стать крупной фигурой где-нибудь в захолустье. Чтобы все дрожали и крепко уважали. Двуцвет этого решительно не понимал: какой интерес быть акулой в бассейне с мелкой рыбешкой?
Впрочем, раздражение исчезло, едва чародей вслед за своими спутниками вошел в просторный зал, где напротив камина, меж двух старинных картин висело небольшое зеркало в посеребренной раме.
Одно из сокровищ Семибашенного замка. Дорогая сердцу вещь. Первый волшебный предмет, созданный в годы ученичества вместе, втроем…