Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ) - Агишев Руслан
Он указал на небольшой столик, на котором одиноко лежал свернутый трубочкой пергамент с разломанной сургучной печатью.
— Пергамент… Письмо от… охренеть, — Дмитрий с трудом сдержался, чтобы не выдать во весь голос замысловатую словесную конструкцию. Письмо, оказалось, от самой государыни царевны Софьи. При этом содержание его явно было не для чужих глаз, а сугубо личным.
Пропитанное откровенным отчаянием, оно рассказывало о таком, что у парня начали медленно волосы на голове вставать. При чем это совсем не было таким словесным оборотом. Волосы вставали самым натуральным образом.
Царевна Софья, словно прощалась со своим любимым. Едва ли не каждое слово намекало на это «увидимся ли теперь», «я в полном отчаянии», «уж и не знаю, что теперь и делать», «будет ли судьба ко мне благосклонна», «прости меня за все, ясный мой свет», «будешь ли ты помнить обо мне».
— Ни хера себе, дела творятся. Блядский дом! — все-таки не выдержал парень. Больно уж за живое его взяло то, о чем писала царевна. — Они там совсем что ли оху…и⁈ Время другое найти не могли⁈
Государыня писала, что ее противники, Нарышкины, испугались победы Голицына. Мол, теперь, одержав победу над Крымским ханством он и сама царевна войдут в большую силу. Ее слава у простого люда станет еще большей. Стрельцы и полки нового строя за нее горой будут, как за победительницей. Наконец, церковь после победы над извечным русским врагом станет за нее ратовать. Им же, Нарышкиным, вместе с царевичем Петром и его матерью совсем ничего «светить» не будет при таком раскладе.
— Б…ь, перестраховщики ху-ы! — снова завернул парень, в очередной раз подивившись уровню интриг при царском дворе. Там палец в рот не клади, мигом его откусят по самые плечи. — Неужели, переворот замутить решили? — предположил он, продолжая читать письмо. — Б…ь, точно! Переворот!
Уже в самом конце письма Софья писала, что, как доносили ее соглядатаи, примерно неделя осталась до выступления Нарышкиных. Тут Дмитрий оторвался от пергамента и посмотрел на Голицына.
— Так неделя, получается, уже прошла… Если дорогу учитывать, то уже третья неделя пошла. Это, как минимум, — пробормотал парень, теперь-то понимая причину тоски боярина. Тот фактически получил просьбу о помощи и весточку с прощанием из прошлого, когда ничего уже нельзя было поделать. Совершенно ничего. Даже вскачи он сейчас на самого быстрого коня и лети на восток, то к сроку ему было физически не успеть. Все уже произошло. — Мать твою!
И тут до парня доходит еще одна мысль, от которой у него прямо все внутри похолодело. Очень поганая мысль.
— Это что же выходит… Если путь нам в Москву теперь заказан, то и официально сообщить о триумфально окончании похода мы тоже не сможем⁈ С…а! — Дмитрий, как стоял в у столика, так прямо здесь опустился на землю. Сел, ноги подогнул. Схватил со столика кувшин и прямо из горла сделал большой глоток вина. Затем еще один. — Как же так? Мне что тут навечно оставаться⁈ Боярин⁈ Может, послать все к черту⁈ Построить полки, собрать все дельтапланы, наделать побольше бомб и гранат с горючей жидкостью и двинуть на Москву! Подойти к самым стенам и громко постучаться? Мол, вашу мать, отдавайте нашу государыню! А?
Вино оказалось довольно крепким. В голове зашумело, перед глазами все плыть начало. Правда, соображал еще хорошо. По крайней мере, парень так думал.
— А что сидеть тут и булки мять? Вона задницы какие уже отъели. Я говорю, боярин, нечего сидеть! Вставай! Поднимай полки! — Дмитрий, шатаясь, поднялся на ноги и сделал несколько шагов вперед. — Надо идти на Москву! На Москву! Мы же герои! Понимаешь⁈ Мы победители! Мы их там как клопов прихлопнем! — он даже ногой притопнул на месте, показывая, как сможет это сделать. — Сделаем, боярин. Не сумлевайся… Черт, не сомневайся… Я ведь тут еще кое-что придумал… Я еще не показывал? Нет? Точно? Хм, странно. Я думал, что уже показывал… Как тебе сказать-то… С физика, наверное, стоит начать… Вот смотри, — дрожащими руками он начал в воздухе что-то рисовать. Чертил, чертил какие-то замысловатые формулы. — Уловил? Это же формула воды! Не понял? Ладно…Тогда попробуем вот так… Вот воздух. Он ведь везде… А в нем есть что? — пьяная улыбка расплылась по лицу парня. — Правильно, в воздухе есть вода. Здесь есть много-много крохотных капелек, которые и глазу-то не видны. Понимаешь, теперь к чему я клоню? Это ведь получается боеприпас объемного взрыва, который есть везде! Во! Везде в воздухе есть крохотные капельки воды, которые в любой момент могут стать спиртом или чем-то хуже! И остается только щелкнуть…
Тут парень осел на землю и громко захрапел. Вино, действительно, оказалось крепковато для него.
Голицын же, выслушав всю эту тираду с совершенно каменным лицом, поднялся с кресла. Вид в этот момент он имел донельзя решительный.
— Если уж и колдун рвется в бой, то что мне-то боятся… Я иду, любимая… Потерпи немного. Потерпи еще чуть-чуть. Жив буду, найду тебя… Мертв буду, ждать стану…
[1] Улем — ученый, знаток исламского права.
[2] Симург — мифическая птица в исламской мифологии, созданная Аллахом враждебной людям и обитающая в пустынях Араваии.
[3] Гурии — в Коране райские вечно прекрасные девы, которые станут супругами для праведников в раю
[4] Известный факт, что в султанский гарем не брали худощавых женщин и девушек. Худоба в той или иной степени ассоциировалась с болезнью. Им местные эскулапы нередко приписывали даже бесплодие. Мол, худая, значит не сможет выносить здорового наследника. Полнота же считалась признаком хорошей плодовитости, то есть обещала султану почти гарантированное продолжение династии. При отборе в наложницы особое внимание обращалось на широкие бедра, полные груди и довольно заметный животик. При соблюдении всех этих трех условий шанс попасть в гарем, а значит и обеспечить себе сытую, богатую и счастливую жизнь, повышались многократно.
[5] Шивекяр — армянка, любимая супруга османского султана Ибрагима I, правившего в середине XVII в. Питал особую любовь к женщинам с пышными формами. В гарем отбирались женщины миловидной внешности, весившие не меньше ста килограмм. Шивекяр, считалось, весило около ста шестидесяти килограмм.
Неожиданный поворот
Достигнув реки Самарки, русское воинство с облегчение вздохнуло. Наконец-то, засушливые крымские степи с их пересохшими руслами крошечных речушек и выжженной палящим солнцем травой оказались позади. Истомившиеся лошади, особенно запряженные в тяжелые повозки с многочисленным добром, жалобно ржали и рвались к воде. Возчики их распрягали, обтирали и давали немного постоять, чтобы остыть после тяжелого пути. Лишь потом вволю поили холодной водой.
Многие воины с ходу бросались в речные воды, даже не разоблачившись. Лишь скидывали на песчаный берег саблю с ружьем, да пороховой припас. После долго отмокали в воде, не вспоминая и о еде.
К вечеру на правом «родном», что смотрел в сторону Москвы, берегу зажглось множество костров. Воевода дал воинству пару дней, чтобы прийти в себя, привести в порядок прохудившуюся обувь и одежду, начистить воинскую сброю. Чай, с победой домой возвращались, а не с попойки какой-нибудь. Все должно быть справно, чтобы глазу приятно было.
Ближе к ночи, когда все дела были сделаны, а в казанах уже доходила сытная похлебка, пошли разговоры. Воины вспоминали о доме, ждущих их женках и детишках, хвастались друг перед другом взятым у крымчаков добром, делились планами.
— … Как вернуся, братка, знаешь, что сделаю? — у костра, что горел почти у самого берега реки, развалился на теплой кошме коренастый воин. На его плоском веснушчатом лице играла мечтательная улыбка. — Сразу строиться стану. Рядом со своей халупой поставлю справную избу и стану сапоги тачать. Ха-ха, да не сам, конечно! — довольно рассмеялся конопатый, встретив удивленный взгляд соседа — плотного угрюмого мужика с перебитым носом. — Я же у крымчака знатного мастера взял. Прежде хотел было саблей его рубануть. Мол, и так уже богато добра взял. На кой мне черт еще этот чернявый⁈ Он же взмолился, в ноги бросился, умолял его пощадить. Сказывал, что самый известный в Бахчисарае обувных дел мастер. Во!
