Леонард Карпентер - Конан Великий
Подхватив шест, старик уверенно шагнул под свод древнего храма. Конан не нашел повода не последовать за ним. Приподняв лампу повыше, он увидел, что свод сооружения упирается в противоположную стену в нескольких шагах впереди. Зато пол уходит вниз с довольно крутым уклоном.
Конан напрягся, увидев, что старик сделал какое-то резкое движение. В следующий миг все стало ясно — в темноте сверкнули две алые бусинки, проволочная петля на конце шеста свистнула в воздухе, послышался испуганно-злобный писк — и хлопнула дверца клетки за спиной крысолова.
— Мои поздравления, старик, — буркнул Конан. — По крайней мере, ты свое сокровище уже нашел.
— Невелика заслуга, — отозвался тот. — Брошенные жилища, храмы, гробницы и замки — все они полны крыс. Главное — знать, где искать.
Петля еще раз взвилась в воздух, настигнув цель за углом постамента стоявшей в нише грубо вырезанной из мрамора статуи.
— И еще: очень важно уметь быстро и четко двигаться. Если хочешь быть крысоловом, требуется сноровка и легкий шаг.
Проход вел дальше — вперед и вниз. Был ли это рукотворный туннель или образованная природой пещера — сказать было трудно. Словно угадав мысли Конана, разглядывающего грубые неровные стены и потолок, старик заметил:
— Так всегда и бывает. Все возведенные человеком храмы воздвигнуты на еще более древних алтарях и святилищах самой земли. Даже храмы великого и всемогущего Митры.
— Почему ты так уверен, — что этот храм посвящен именно Митре? — спросил Конан, скорее для того, чтобы отвлечься от созерцания мрачных теней, пляшущих
в свете лампы.
— А кому же еще, как не ему? — обернувшись, переспросил старик.
— Ну, если так судить, то почему бы этому храму не оказаться посвященным лично мне? — Б голосе Конана почти не было иронии, подобающей такой шутке.
— А ты полагаешь себя одним из бессмертных богов?
Старик явно не был шокирован богохульством Конана; скорее, его обуревали сомнения иного рода. Углубляясь все дальше в пещеру, он поинтересовался:
— А у тебя хватит на это терпения? Сдается мне, что освящать своим незримым присутствием заброшенные храмы типа этого в течение многих тысячелетий — изрядно тоскливое дело.
— Недостатков у меня — пруд пруди, — сказал Конан. — Но избыток терпения в этот список явно не входит. Если я и стану богом, то скорее всего — благодаря неумению терпеть, мириться и сдерживаться. Но хватит об этом, старик! Скажи лучше — далеко ли еще нам идти?
— Далеко… далеко, — вздохнул крысолов. — Я же тебе говорил, что великие сокровища спрятаны очень глубоко. Но вполне возможно, что очень скоро нам придется прервать путь поисков, ибо впереди тебя ждет испытание, которое вполне может отвратить от цели твой нестойкий дух и разум. Иди вперед, но ступай легко.
Конан поравнялся со стариком, остановившимся па краю глубокой ямы. Свет лампы выхватил из темноты противоположную стену, уходящую куда-то вниз, но наличие у чернеющего провала дна подтверждалось лишь эхом плескавшейся далеко внизу жидкости.
Огромная яма казалась тем более пугающей, что занимала полностью сужавшийся впереди проход. На ее противоположном краю угадывались очертания продолжающегося коридора, но попасть туда можно было лишь по узкой арке круто изогнувшегося над бездной каменного моста, установленного здесь в незапамятные времена.
Пролет моста был узок — чуть больше локтя в ширину — и сильно разрушен. На какие-либо перила не было и намека. Если когда-то камни арки и соединял раствор, то за многие века он рассохся и мелкой пылью слетел к далекому дну провала. Теперь же перед киммерийцем высилось лишь полукружье камней, удерживающихся на весу только собственной тяжестью.
— Ну, как тебе испытание? — поинтересовался старик у Конана.
Затем крысолов взял у киммерийца лампу и через сливное отверстие вылил немного масла на клочок ткани, оторванный от его же рубахи. Пропитав тряпку маслом, хромой охотник поднес ее к горящему фитилю. Ткань воспламенилась, и старик швырнул пылающий лоскут в черноту пропасти.
Конан и старый охотник — оба наклонились над краем провала, провожая взглядом летящий в темноте язык пламени. Долгие секунды ничего не происходило, затем где-то далеко внизу горящий лоскут отразился и маслянистой поверхности жидкости, заполнявшей колодец.
Горящей тряпке не было суждено долететь до черной, жирно поблескивающей поверхности. Накопившиеся в узком колодце пары воспламенились. Ярко-голубая вспышка и смерч обжигающего воздуха, с ревом рванувшийся кверху, заставили обоих наблюдателей отскочить от края пропасти, закрыв лица руками.
Некоторое время неестественно голубой огонь плясал над колодцем, облизывая камни моста; затем пламя чуть опало, не уменьшив, впрочем, ужаса, закравшегося в душу Конана.
— Ну, незнакомец, прошу вперед, — донесся до него голос старика. — Ты, кажется, был готов причислить себя к бессмертным, а значит — тебе нечего бояться, если даже мост рухнет. Иди вперед, я пройду за тобой, и мы продолжим наш путь за сокровищами. Киммериец убежденно запротестовал:
— Э, нет, старик. Я авантюрист, но не безумец. Ни за что я не доверю свою жизнь какой-то груде камней. За кого ты меня принял, если решил, что я так запросто соглашусь на явное самоубийство?
— Ты просто боишься идти, — с едва уловимым презрением и некоторым разочарованием произнес крысолов. — Хорошо, тогда держи лампу. Я пойду первым. Если все обойдется — следуй за мной.
— Не рискуй, старик. Я бы не доверился этому мосту, даже если мне оставалось бы жить столько лет, сколько тебе… — Поняв, что охотник не обращает внимания на его предостережение, Конан сказал: — Ладно, дело твое. Но если мост обвалится, твоя смерть не будет на моей совести!
Сжавшись в комок, Конан следил, как его спутник аккуратно поставил ногу на первый камень моста, перенес на него вес всего тела, сделал следующий шаг… На середине моста старик оглянулся и весьма ловко, учитывая его возраст и хромоту, закончил переход, переведя дух на другом берегу.
— Ну что? — спросил он, обернувшись. — Идешь или нет?
Вздохнув с облегчением, когда охотник оказался вне опасности, Конан тотчас же почувствовал заливающую его волну стыда за то, что сам он не пошел первым. Ощущение того, что кто-то оказался лучше него в чем-либо, было для Конана в диковинку; пожалуй, короля оно задевало в нем даже больше, чем мужчину.
— Ах ты, крысоед несчастный! — воскликнул он. — Значит, по-твоему, я — трус? Поклянись богами, которым ты поклоняешься, что ты не задумал какую-то ловушку и не собираешься выбить из-под меня камни, пока я буду на мосту! Если это произойдет, то ничто — не боги, ни демоны не спасут тебя от моего гнева!
