Филип Пулман - Северное сияние
Наконец она решила уколоть его, но не сильно, только тронуть палкой живот. Неуловимым движением лапы он отбил палку в сторону.
Она удивилась, попробовала снова – с тем же результатом. Он двигался гораздо быстрее и точнее, чем она. Она пробовала ткнуть его всерьез, делая фехтовальные выпады, и ни разу не коснулась его тела. Он будто знал ее намерение заранее, и, когда она целила в голову, огромная лапа отбивала палку, а когда делала ложный выпад, он сидел не шелохнувшись.
Она вошла в азарт, кинулась в яростную атаку – тыкала, рубила, хлестала палкой – и ни разу не пробила его защиту. Лапы его поспевали повсюду, точно вовремя, чтобы парировать выпад, отбить удар.
В конце концов ей стало страшно, и она остановилась. Она вспотела в своих мехах, запыхалась, устала, а медведь по-прежнему сидел невозмутимо. Если бы у нее была настоящая шпага с острым концом, на нем не осталось бы ни царапины.
– Ты небось и пули можешь ловить, – сказала она и бросила палку. – Как тебе это удается?
– Потому что я не человек, – сказал он. – Ты никогда не обманешь медведя. Мы видим хитрости и обман так же ясно, как руки и ноги. Мы видим так, как люди разучились видеть. Но не ты – ты понимаешь прибор с символами.
– Это ведь не то же самое? – сказала она. Сейчас он внушал ей еще большую робость, чем тогда, когда был в гневе.
– То же самое, – сказал он. – Взрослые не могут его понимать, так, кажется? Я против людей-бойцов – то же самое, что ты со своим прибором против взрослых.
– Может быть, – сказала она неуверенно и неохотно. – Это значит, я разучусь, когда вырасту?
– Кто знает? Я никогда не видел символического прибора и людей, которые его понимают. Может, ты не такая, как все.
Он опустился на четвереньки и продолжал грызть мясо. Лира стащила с себя мех, но мороз сразу набросился на нее, и ей пришлось одеться. В общем, этот эпизод ее озадачил. Ей захотелось тут же посоветоваться с алетиометром, но было слишком холодно, и, кроме того, ее уже звали, потому что пора было трогаться. Она взяла коробочки, сделанные Йореком Бирнисоном, сунула пустую в мешок Фардера Корама, а ту, что с жуком-шпионом, положила вместе с алетиометром в сумочку на поясе. И была рада, когда они снова пустились в путь.
Вожди договорились с Ли Скорсби, что на следующей стоянке он наполнит свой шар и проведет разведку с воздуха. Лире, конечно, очень хотелось полететь с ним, и, конечно, ей запретили; но до следующей стоянки она ехала с аэронавтом и донимала его вопросами.
– Мистер Скорсби, как бы вы полетели на Свальбард?
– Тут нужен дирижабль с газолиновым мотором, ну, цеппелин, или же крепкий южный ветер. Только на кой черт? Ты его когда-нибудь видела? Самая мрачная, самая голая, негостеприимная, Богом забытая куча камней на краю света.
– Я просто подумала, может, Йорек Бирнисон захочет вернуться…
– Его убьют. Йорек – изгнанник. Стоит ему там появиться, его разорвут на куски.
– Как вы надуваете свой шар, мистер Скорсби?
– Двумя способами. Я могу добыть водород, если налью серную кислоту на железные опилки. Получается газ и постепенно наполняет такой шар. Другой способ – найти выход газа около огненной шахты. Здесь под землей много газа и нефти. Я могу сделать газ из нефти, если понадобится, из угля тоже; газ нетрудно сделать. Но самый быстрый способ – с подземным газом. Хорошая скважина наполнит шар за час.
– Сколько человек вы можете поднять?
– Шесть, если понадобится.
– А Йорека Бирнисона в броне?
– Поднимал. Однажды я спас его от тартар, когда его окружили и хотели взять голодной осадой – это было в Тунгусской кампании; я прилетел и снял его.
Послушать – так вроде просто, а мне, черт возьми, пришлось рассчитывать его вес наугад. И еще рассчитывать, что найдется подземный газ под ледяным фортом, который он соорудил. Но какая там земля, я увидел сверху и решил, что дорыться до газа сможем. Понимаешь, чтобы сесть, я должен выпустить газ из шара, а чтобы подняться снова, надо добавить газа. В общем, мы взлетели – и с ним, и с броней.
– Мистер Скорсби, вы знаете, что тартары делают дырки в голове у людей?
– Конечно. Тысячи лет уже делают. В Тунгусской кампании мы захватили живьем пять тартар, и у троих были дырки в черепе. У одного даже две.
– Они и друг другу их делают?
– А как же. Сперва надрезают кожу по кругу на голове, чтобы поднять лоскут и открыть череп. Потом вырезают кружок из черепа, очень аккуратно, чтобы не задеть мозг, потом зашивают кожу.
– Я думала, они делают это с врагами!
– Ну что ты! Это большая привилегия. Чтобы боги могли с ними говорить.
– Вы когда-нибудь слышали про путешественника Станислауса Груммана?
– Груммана? Конечно. Два года назад, когда летел над Енисеем, я встретил одного человека из его группы. Он собирался жить среди тартарских племен в тех местах. Между прочим, кажется, и ему сделали дырку в черепе. Это входило в обряд инициации – но тот, кто мне рассказывал, мало об этом знал.
– Значит… Если бы он стал, ну, почетным тартарином, его бы не убили?
– Убили? Так он погиб?
– Да. Я видела его голову, – с гордостью сообщила Лира. – Ее мой отец нашел. Я видела, как он показывал ее Ученым Иордан-колледжа в Оксфорде. Они ее оскальпировали и вообще.
– Кто оскальпировал?
– Ну, тартары. Ученые так решили. А может, все и не так.
– Могла быть и не Груммана голова, – сказал Ли Скорсби. – Может, твой отец морочил Ученых.
– Вообще-то, мог, – задумчиво сказала Лира. – Он просил у них деньги.
– И, когда увидели голову, дали деньги?
– Да.
– Хорошо разыграл. Люди столбенеют, если показать им такую вещь. И особенно присматриваться к ней не хотят.
– Особенно Ученые.
– Ну, тебе виднее. Но, если это Груммана голова, оскальпировали его не тартары, могу побожиться. Они скальпируют врагов, а не своих, а он был как бы приемный тартарин.
Пока ехали, Лира раздумывала над этим. Столько значительного творилось вокруг нее, и смысл его был темен: Жрецы, их жестокость, их страх перед Пылью, город в Авроре, отец на Свальбарде, мать… Она-то где? Алетиометр, ведьмы летят на север. И бедный малыш Тони Макариос, и механический жук шпион, и сверхъестественное фехтование Йорека Бирнисона…
Она уснула. Больвангар приближался с каждым часом.
Глава четырнадцатая
Огни Больвангара
Фардер Корам и Джон Фаа сильно беспокоились из-за того, что ничего не слышно и не известно о миссис Колтер, но с Лирой они этим не делились. Впрочем, они не знали, что и Лира из-за этого тревожится. Она боялась миссис Колтер и часто о ней думала. И если лорд Азриэл был теперь «отец», миссис Колтер так и не стала «матерью». Виной тому был деймон миссис Колтер, золотая обезьяна, вызывавшая у Пантелеймона неодолимое отвращение и, как догадывалась Лира, шпионившая за ней, как тогда, с алетиометром.
