Стефан Корджи - Ночные клинки
— Ты берешься окрасить кровью белые стены Тлессины? — Глаза у варвара были тверды как сталь и холодны, словно лед. Он не произносил красивых фраз. Он просто извещал, что сделает то-то и то-то; и у эмира ни на миг не возникло сомнение, что все случится именно так, как утверждает Конан-киммериец.
— Берусь, — не моргнув глазом, кивнул варвар. — Он, — Конан кивнул на Хашдада, — поможет мне в этом. У него свои счеты с тамошними хозяевами.
— Я не могу дать вам армии, — эмир с сожалением вздохнул и опустил плечи. — Датхайцы в пустыне словно дома, и люди побережья не выдерживают в их раскаленных песках. Самые искусные полководцы терпели неудачи — Тлессинский Оазис расположен в очень выгодном месте… Его легко оборонять.
— Мне не нужно войско, — спокойно бросил Конан. — Я отправлюсь туда один и сам сделаю все, что надо. Я надеюсь, что скоро ты обнимешь свою дочь!
Эмир вздрогнул, прикрывая глаза ладонью.
— Нет! Нет… Ты не знаешь, чужеземец Конан, что делают датхейцы с рабынями… Ты не знаешь…
— Ладно, там видно будет, — беззаботно махнул рукой Конан. — А теперь мне надо узнать все про этот султанат.
— Разумеется, но в чем же твой план? — нетерпеливо спросил правитель.
— План хорош, когда о нем не знаю даже я сам, — отшутился Конан. Эмир наклонил голову, подавляя гнев. От сидевшего перед ним варвара исходила какая-то странная, почти что пугающая сила; да, он и впрямь способен был утопить Тлессину в крови.
— Ты не ответишь мне? — Правитель сдвинул брови, не удержавшись.
— Отчего же? Отвечу, — Конан захрустел сочным боком молодого барашка. По подбородку покатились струйки мясного сока — киммериец ел так, как привык. — Отвечу! Я отправлюсь в Тлессину. Найду твою дочь и вывезу ее из города. Потом мой товарищ, — кивок на молчащего, как рыба, Хашдада, — доставит ее в Маранг. Я же вернусь обратно. И тогда… сердце твое возрадуется местью!
При этом выражение лица у Конана стало настолько свирепым, что даже видавший виды правитель невольно вздрогнул. Это была естественная, не напускная свирепость, свирепость волка, проистекающая от его природы, а отнюдь не от дурного характера… Он таков, каков есть.
— Что ж, план прекрасен, и помоги нам Митра исполнить его! Скажи мне, Конан из Киммерии, в чем ты сейчас нуждаешься? Чем я могу тебе помочь?
— Правдивым и подробным рассказом о Тлессине, — киммериец вытер руки о скатерть. — Больше мне ничего не нужно. У датхейцев наверняка полно ушей и Маранге… им незачем знать о наших приготовлениях.
— Мой визирь—ат-баши Факим долгие годы собирал все сведения о Тлессине и датхейцах. Думаю, что он сможет помочь тебе…
* * *Факим оказался сухоньким коричневокожим старичком, любившим покурить кальян, рассеянно поглаживая при этом гладкий живот молоденькой невольницы — но при этом сохранившим остроту ума и глубину памяти. Он принял Конана и Хашдада в своем небольшом доме, даже не подумав прервать своего приятного занятия. Взор Конана вспыхнул при виде обнаженного девичьего тела; рабыня ответила кокетливым взглядом и состроила северянину глазки.
Предъявленный эмирский фирман не произвел на Факира никакого внешнего действия. Старичок вновь лениво прикрыл глаза, и его ладонь легла обратно на обнаженный живот рабыни.
— Спрашивайте, — проронил визирь. Точнее сказать, бывший визирь — «ат-баши» в Маранге означало почетную отставку.
— Тлессина, — произнес Конан. — Все про этот город. Карту.
Визирь не усмехнулся — лежал себе по-прежнему с закрытыми глазами, да поглаживал переглядывавшуюся с киммерийцем девушку.
— Двойное кольцо стен, — вдруг отрывисто произнес Факим. — Конные патрули… пешие патрули… лучники на стенах… стража у колодцев…
Он говорил долго и со знанием дела. И, согласно его рассказу, Тлессина и впрямь могла бы назваться «неприступной». Несколько караванных трактов, что вели к ней от границ султаната, тщательно охранялись. Иным же путем дойти до города было невозможно — лучше мечей и стрел Тлессину охраняла безводная раскаленная пустыня.
Каждый купец, что прибывал в город, обязан был носить бирку. Никого из них не пускали дальше рыночной площади. Прислуга обязана была держаться вместе и никуда не отлучаться. Хозяин головой отвечал за каждого из них. Рынок охранялся доброй полутысячей отборных султанских головорезов, свято убежденных в том, что инородцы созданы Вседержителем исключительно для того, чтобы они, датхейцы, могли бы купать свои черные клинки в их инородческой крови. Одержимая каким-то безумием, конница султана считалась непобедимой — люди бестрепетно умирали по первому слову своих командиров со счастливыми улыбками на губах. Сумасшедших в атаке датхейцев в открытом поле не остановил еще никто. Вот почему эмир Маранга не мог рисковать своим войском — за стенами города еще был шанс отбиться, в пустыне же — никогда.
— Я догадываюсь, что ты хочешь сделать, — бывший визирь отодвинул кальян и неожиданно остро взглянул прямо в глаза Конану. — Илорет была мне почти что внучкой… Я готов помочь тебе всем, чем смогу. Тебе надо пробраться в Тлессину — я готов отправиться с тобой. Составим караван… товаров у меня хватит. Ты минуешь первый пояс охраны… а потом — да сохранит тебя Митра! А обо мне не думай.
Конан посмотрел на старика с невольным почтением. Этот Факим шел на верную смерть, а киммериец всегда уважал мужество — даже во врагах.
— Нет, почтенный, — Конан отрицательно покачал головой. — Надеюсь, что такого удастся избегнуть. Если ты поведешь караван — это и впрямь будет очень хорошо, но… никто не пойдет в рабство. Это уж ты предоставь мне…
Глава XIIIПять дней спустя тяжело нагруженный караван ароматическими маслами, драгоценными северными мехами и редкостными винами приблизился к Тлессине по дороге с северо-востока. Очевидно, он вышел из Дель Морги — небольшого портового городка севернее Маранга. К марангским купцам в последнее время — с тех пор как украли дочку их правителя — датхейцы относились с особой подозрительностью!
Устало шагали верблюды, устало брели немногочисленные караванщики, преодолев десятки лиг под палящим солнцем, в клубах вздымаемой ветрами красноватой пыли. Увы, не весь груз сохранился в целости — часть мехов, верно — недостаточно тщательно выделанная — протухла, и теперь караван влачил за собой по пустыне настоящий шлейф одуряющего зловония. Привлеченные лакомыми ароматами, со всех сторон слетались невесть откуда взявшиеся здесь мухи. Сухонький старый караванщик на чем свет стоит ругал проклятую жару и свое торговое невезение. Сопровождавшая караван охрана сочувственно кивала — купец не жался, выставляя угощение для доблестных воителей Датхи.
