Роберто Диоталлеви - Дыхание Смерти
Невысокого роста женщина копошилась возле очага, пытаясь поддержать огонь. После удавшейся попытки язычки пламени стали облизывать большой закопченный чан с непонятным содержимым, вероятно, оставшимся после ужина или вновь затеянным утром с похмелья.
Солнце поднималось все выше, освещая небольшую площадку и темный провал в скале, но жары, свойственной для этих мест, не было и в помине. Хайрам-Лисица встал почти с рассветом, выбрался наружу и оценил обстановку. Пытаясь заглушить храп, он прокричал:
— Поднимайтесь, пьяные свиньи!
На мгновение все вокруг затихло. Из некоторых шатров повысовывались заспанные лица с недовольными, едва слышными ругательствами. Хайрам поворошил с видом знатока угли, попробовал похлебку, которую варила его младшая жена Айсиль. Одобрительно крякнул, и тут из одного шатра вновь донеслось храпение. Окунув черпак в котел, Хайрам понес его к возмутителям спокойствия. Не успел он скрыться внутри, как воздух огласил душераздирающий крик, и из шатра вылетел здоровый детина, закрывая руками лицо. По бороде его стекала дымящаяся похлебка. Хайрам выбрался вслед за ним и оглядел стойбище:
— Ну, кто еще не проснулся?
Видимо, такой метод никто больше не захотел испытать на себе, так как остальные активно выбирались на свежий воздух. Удовлетворенный деятельностью своих воинов, Хайрам выбрался из кольца шатров и наткнулся на живую скульптуру. Он все еще стоял там — человек, вызвавший его гнев. Он стоял на коленях, уткнувшись лбом в стылую землю, и не двигался. Возможно, он простоял так всю ночь, возможно, спал, свернувшись, как пес, у порога хозяина, лишь заслышав шаги, вскочил и принял прежнюю покаянную позу. Еще вчера он голосил, призывая в свидетели Богов, клялся самыми страшными клятвами и лизал прах под подошвами Хайрама-Лисицы, но тот брезгливо отдернул ноги, которые почему-то всегда мерзли.
— Ты обещал вернуть долг, пять тысяч монет, — устало спросил он и, прервав вопли вперемешку с мольбой и лживыми клятвами, произнес: — Ты не сдержал слова и достоин того, чтобы тебя постигла смерть всех несостоятельных должников.
Увидев, что человек взмок, как мышь под метлой, глаза остекленели, а зубы выстукивают бешеный танцевальный ритм, Хайрам-Лисица счел возможным проявить милость. На свой, разумеется, манер. Людей, знавших Хайрама-Лисицу, гнев его пугал меньше, чем нежданная доброта.
— Я, пожалуй, пощажу тебя, — медленно, как бы в раздумии, проговорил он. Но человек не кинулся целовать его туфли, вознося хвалу богам. Видно, он и вправду знал Хайрама или просто был догадлив.
— Эту ночь ты простоишь, касаясь своим недостойным лбом земли, которую ты осквернил лживой клятвой, — изрек Хайрам. — А завтра на рассвете ты принесешь мне шкуру голубого пса… Тогда я тебя помилую. И даже дам отсрочку. Еще на год.
— Шкуру голубого демона. — Смертельный испуг исказил тонкие черты человека, — Но, повелитель, все знают о страшном голубом демоне, которого ты держишь в своих пещерах. Еще никому не удавалось принести тебе его шкуру, но не счесть тех, кто пал под ударами его могучих клыков. Кое-кто говорил, — он понизил свой голос, оглянулся и закончил, — что отважному Хайраму удалось посадить на цепь одного из слуг Йог-Сагота. А может, и его самого.
— Посадить на цепь? — Хайрам захохотал и брезгливо откинул голову должника мягким носком туфли. — Что ж, возможно, они не так уж и наврали. Завтра ты, лживая собака, недостойная называться мужчиной, увидишь этого демона без цепей. И принесешь мне его шкуру. Или умрешь. А сейчас молчи, твои вопли мешают мне размышлять о судьбах мира, и, вообще, я от них теряю аппетит.
С этими словами Хайрам ушел в свой шатер и вышел только на рассвете. Вчерашние сцены с должником вызвали у разбойной братии различные споры в предвкушении интересного и захватывающего зрелища. Никто из них не сомневался, что бедняге суждено умереть…
Лучники заняли свои места — забрались повыше на скалы вокруг всей площадки. Другие воины остались внизу, но разодеты были, как на битву. Бряцая оружием и доспехами, они образовали большой круг. Из пещеры появился дюжий полуголый разбойник, который, демонстративно играя мышцами, вел на цепи огромного серебряного пса — то ли собаку, то ли и впрямь самого властителя преисподней. Люди Хайрама, привыкшие к подобному зрелищу, и то не удержались, забормотали молитвы — страшен оказался смиренный демон так, что дальше уже просто некуда.
Пса вывели на середину. Разбойник наклонился и под сдавленные вздохи и перешептывания спокойно снял с него цепь и тотчас спрятался за спинами. Демон не двигался — словно застыл.
Когда это случилось в первый раз, он, исполнясь безумной надежды, сбил с ног своего стражника и рванулся из лагеря Хайрама, как ему казалось, быстрее ветра. Но стрелы оказались еще быстрее. Не успел он опомниться, как его утыкали, как ежа, и, залитого кровью, привязали на прежнее место, в подземелье.
Кулл думал, что умрет, и приветствовал смерть, жалея лишь об одном — что умирает, не отомстив…
Но он поторопился. Раны заживали… как на собаке, и полностью затянулись к вечеру следующего дня. А на рассвете он положил первый камень в здание небывалого могущества и власти разбойничьего главаря Хайрама-Лисицы, разорвав в клочья его несостоятельного должника. У него не было другого выхода. Кривая сабля наступала на него спереди, нож полуголого разбойника — сзади, а стрелы Хайрамовых лучников дрожали на тетивах со всех сторон.
У него и сейчас не было выхода. Если этот несуразный человек попытается его убить, ему придется отвечать. Но если он не станет драться, если бросит саблю в песок — тогда пусть Хайрам и его шайка делают что хотят. Кулл был воином. Он с детства готовился к суровой доле мужчины — убивать или быть убитым. Он не был образцом благонравия, он был пиратом, воином, наемником и топор его не раз обагрялся кровью людей, которые, как он смутно подозревал, порой были более достойны жизни, чем он сам. Но убивать безоружного на потеху публике он так и не научился. И учиться этому ремеслу счел бы для себя позорным.
Разбойники зашевелились и расступились, пропуская Хайрама. Тот неторопливо и важно проследовал к своему месту и опустился на сложенный вчетверо ковер.
Ах как хотелось достать его в стремительном прыжке и сжать на горле железные челюсти. Но лучники были настороже — видно, понимали, какие отчаянные мысли бродят в огромной голове голубого демона.
Вытолкнули в круг и должника. Он шагнул было назад, затравленно озираясь, не смея поднять глаза на собаку, но Хайрам двинул бровью, и круг разбойников сомкнулся за ним.
Медленно, нарочно красивым движением, Хайрам отцепил от пояса кривую, всю в драгоценных камнях, саблю и тонкий кинжал и бросил то и другое в пыль к ногам человека, вызвавшего его неприязнь.
