Роберт Говард - Конан "Классическая сага"
Трон, который находился на возвышении из черного мрамора, был сделан из цельного невероятных размеров куска бледного нефрита, покрытого резьбой в виде цепочек черепов, фантастически сплетенных и перевитых между собой. На этом зеленовато-белом кресле смерти восседал полубожественный монарх, чьей волей пленники были призваны в этот неведомый мир.
Несмотря на всю серьезность их положения, Конан не смог подавить ухмылку. Ибо римпоуч Джалунг Тонгпа был очень низкорослым и толстым человеком, коротенькие ножки которого едва доставали до пола. Его огромное брюхо было перетянуто парчовым кушаком, сверкающим самоцветами. На его голых руках, с которых свисала жирная плоть, была надета дюжина золотых браслетов, а кольца с драгоценными камнями блестели и сверкали на его толстых пальцах.
Лысая голова, которая венчала это бесформенное тело, была чрезвычайно уродлива — с обвисшими щеками, слюнявыми толстыми губами и искрошившимися пожелтевшими зубами. На голове короля был остроконечный шлем или корона из чистого золота, сверкающая рубинами. Ее вес, казалось, пригибал к земле ее владельца.
Присмотревшись внимательнее к богу-королю, Конан увидел, что Джалунг Тонгпа крайне уродлив. Разные половины его лица были неодинаковы. Плоть на одной половине отстала от костей и вяло свисала, затянутый пленкой глаз таращился слепо, тогда как второй сверкал злобным умом.
Зрячий глаз римпоуча был сейчас устремлен на Зосару, не обращая внимания на двух гигантских воинов. Рядом с троном стоял высокий худой мужчина в алом одеянии мерувийского жреца. Из-под бритого лба холодные зеленые глаза глядели на все с ледяным презрением. Бог-король обернулся к нему и заговорил высоким визгливым голосом. Из тех нескольких мерувийских слов, которым Конан научился от азуэри, он сложил в уме достаточно, чтобы понять, что высокий жрец — главный королевский колдун, Великий Шаман Танзонг Тенгри.
Из обрывков последовавшего разговора Конан смог предположить, что при помощи своей магии шаман увидел отряд, эскортирующий принцессу Зосару к ее куйгарскому жениху, и показал принцессу богу-королю. Преисполнившись обычного человеческого вожделения к гибкой туранской девушке, Джалунг Тонгпа направил отряд своих всадников-азуэри схватить ее и доставить в его сераль.
Это было все, что Конан хотел узнать. Семь дней, с тех пор, как его взяли в плен, его толкали, кололи пикой и скверно с ним обращались. Он истоптал все ноги, и его терпение было на пределе.
Два стражника по обе стороны от него стояли лицом к трону, почтительно опустив глаза и обратив все внимание на римпоуча, который мог в любой миг отдать приказание. Конан осторожно поднял цепи, которыми были скованы его запястья. Они были чересчур прочными, чтобы он мог порвать их; он пытался это сделать в первые дни плена и потерпел неудачу.
Он потихоньку сомкнул запястья, так что цепь образовала слабину длиной в фут. Затем, развернувшись, он взмахнул руками над головой левого стражника. Цепь взвилась кнутом, хлестнула стражника по лицу и отбросила его назад. Из его сломанного носа хлестала кровь.
В ответ на стремительное движение рук Конана второй стражник повернулся и занял боевую позицию с алебардой в руках. Конан захватил навершие алебарды цепью и выхватил оружие из рук стражника.
Удар цепью отбросил еще одного стражника назад. Тот покатился по полу, держась за разбитый окровавленный рот и выплевывая зубы. Ноги Конана были скованы так, что он не мог сделать большой шаг. Но он подпрыгнул с сомкнутыми ногами, как лягушка. В два таких странных прыжка Конан оказался на тронном возвышении, и его руки сомкнулись на толстой шее крохотного жирного бога-короля, болтающего ножками на своей куче черепов. Здоровый глаз римпоуча выпучился от ужаса, а лицо его почернело, так как могучие пальцы Конана сдавили ему горло.
Стражники и аристократы засуетились вокруг, вопя в панике, или стояли, застыв от шока и ужаса при виде чужака-гиганта, который посмел совершить насилие над их божеством.
— Пусть кто-то посмеет приблизиться ко мне, и я вышибу дух из этой жирной жабы! — рявкнул Конан.
Из всех мерувийцев в зале один только Великий Шаман не проявил признаков паники или удивления, когда разъяренный юноша взорвался бешеным вихрем. На чистейшем гирканском он спросил:
— Чего ты желаешь, варвар?
— Освободите девушку и чернокожего! Дайте нам лошадей, и мы навсегда покинем вашу проклятую долину. Если вы откажетесь или попытаетесь обмануть нас, я превращу в лепешку вашего крошечного короля!
Шаман кивнул своей черепоподобной головой. Его зеленые глаза на маске из туго натянутой желтой кожи были холодны как лед. Повелительным жестом он поднял свой резной посох из черного дерева.
— Освободите принцессу Зосару и черного пленника, — спокойно приказал он.
Бледные от страха слуги с перепуганными глазами принялись исполнять его приказание. Джума заворчал, разминая запястья. Рядом с ним дрожала принцесса. Конан подтолкнул вперед жирное тело короля и шагнул вниз с тронного возвышения.
— Конан! — взревел Джума. — Берегись!
Конан обернулся, но слишком поздно. Великий Шаман начал действовать в тот миг, когда Конан был на краю возвышения. Молниеносный, как атакующая кобра, его эбеновый посох взмыл кверху и легко коснулся плеча Конана в том месте, где кожа просвечивала сквозь дыры в изодранной одежде. Конан замер, не добравшись до противника. Бесчувственность сковала его тело, распространившись как яд из змеиных клыков. Его ум затуманился. Голова стала слишком тяжелой и упала на грудь. Он безвольной грудой рухнул на пол. Полузадушенный маленький король вырвался из его хватки.
Последним звуком, который слышал Конан, был громовой рев чернокожего, которого погребла под собой копошащаяся куча коричневых тел.
4. КРОВАВЫЙ КОРАБЛЬ
Сильнее всего были жара и вонь. Мертвый испорченный воздух подземной тюрьмы был застоявшимся, затхлым. Он пропитался вонью множества потных тел, скученных в тесноте. Два десятка нагих людей были втиснуты в эту грязную дыру, которую со всех сторон окружали многотонные каменные блоки.
Среди заключенных было много маленьких коричневокожих мерувийцев, которые вяло и апатично лежали. Была горстка коренастых невысоких воинов с раскосыми глазами из числа тех, кто охранял священную долину — азуэри. Была пара человек горбоносых гирканцев. И там же были Конан Киммериец и его гигантский чернокожий товарищ Джума. Когда посох Великого Шамана вверг Конана в бесчувственность, и стражники одолели могучего Джуму, навалившись на него всем скопом, разъяренный римпоуч распорядился, чтобы они подверглись самому суровому наказанию за свое преступление.
