Андрей Бондаренко - Ночь богонгов и двадцать три пули
Оставив обещанный автограф на собственной журнальной фотографии и душевно попрощавшись с гостеприимными ковбоями, Исидора покинула закусочную, уселась в машину, завела мотор и отправилась дальше — по новому маршруту.
* * *«Тойота», выбравшись на приличное асфальтовое шоссе, радостно хрюкнула и бодро устремилась вперёд.
— Э-э, потише, родная! — сбрасывая газ, возмутилась Исида. — Разошлась, торопыга японская. Ведь бородатый миляга чётко предупреждал, мол: — «Нужную отворотку запросто — впопыхах — можно проскочить…». Ага, в листве чахлого кустарника просматривается какой-то знак. Стоп, машина! Эге, «Alekseevka — 2, 5». То, что и искали. Вперёд, малышка…. Ну, и дорожка, Божьи угодники. Сплошные колдобины, ямины и прочие гадкие рытвины. Да и петляет — из стороны в сторону — словно лесной кролик, спасающийся от стаи оголодавших динго. А придорожная обочина заросла густой травой и кустарником…
«Будь осторожней, легкомысленная искательница приключений», — предостерегающе зашелестел наблюдательный внутренний голос. — «Видишь, на дороге лежит длинная ветка акации? А над ней поднимается-клубится некая пыльная субстанция? Это смесь древесной трухи и цветочной пыльцы. Следовательно, ветку сломали совсем недавно, считанные минуты назад. Предлагаю, не откладывая, сбавить скорость. Как бы ни засветиться перед беглецами. Впереди, между прочим, крутой-крутой поворот. А что, спрашивается, за ним?».
Аккуратно припарковав «Тойоту» на травянистой обочине, Исидора покинула машину, срезала поворот по лесу и осторожно выглянула из-за толстого ствола хуонской сосны[3].
Здесь просёлочная дорога не только резко поворачивала в сторону, но и уверенно, под приличным углом, шла вниз. И метрах в восьмидесяти пяти — чуть в стороне от дороги — сквозь ярко-зелёную листву чётко просматривался знакомый брезентовый фургончик.
— Молодец, бродяга. В прозорливости тебе, умнику надоедливому, не откажешь, — шёпотом похвалила внутренний голос Исида. — Наши ребятки, похоже, решили сделать плановый привал. Например, чтобы справить естественные нужды, слегка перекусить и немного посовещаться…. А если незаметно подобраться к ним поближе? Вдруг, удастся подслушать чего интересного и полезного? Как думаешь, голосок? Неодобрительно сопишь? Ну-ну…
Она, сильно забирая вправо, начала спускаться вниз по лесистому склону. Вскоре впереди послышались негромкие смешливые голоса. Исидора предусмотрительно опустилась на четвереньки и дальше поползла по-пластунски, бесшумно и аккуратно раздвигая руками в стороны разлапистые листья папоротников.
«Остановись, подруга», — посоветовал рациональный внутренний голос. — «Вполне достаточно. Отличное место для обзора…».
— Отличное, — шёпотом согласилась Исида. — Только я ничегошеньки не понимаю…. Что это такое, а?
«Ни — „что“, а — „кто“. То бишь, полуголые девицы», — ехидно хохотнул смешливый внутренний голос. — «Переодеваются, надо думать. Сбросили серебристые инопланетные комбинезоны и облачаются в повседневные земные одежды. Вернее, пытаются это сделать. Неумело возятся с лифчиками и, при этом, глупо хихикают…. Ага, одна барышня — в бело-голубых джинсах и клетчатой рубашке — показывает остальным, как надо правильно обращаться с данной деталью женского туалета. Кстати, это не Аль…. Процесс переодевания практически завершён. Что такое? Девицы тычут тоненькими указательными пальчиками в сторону и возбуждённо повизгивают…. Понятное дело, увидели перепархивающих лунных бабочек и теперь восторгаются. Оно и понятно. Эти насекомые, действительно, очень красивые. Их крылья, на первый взгляд, кажутся бархатно-чёрными — с выразительным контрастным узором из белых и жемчужных спиралей. Но при попадании — под определённым углом — солнечного света, чёрная часть крыльев вспыхивает ярким и насыщенным сине-голубым цветом. Очень необычное и эстетичное зрелище…».
— Давайте, их поймаем! — зазвучали азартные девичьи голоса. — Давайте! Ату! Побежали!
— Стойте! — строгим голосом велела девушка в клетчатой рубашке. — Не сметь!
Ответы не заставили себя долго ждать:
— Иди, Ариса, куда подальше!
— Какое ты имеешь право — командовать? Задавака и самозванка!
— Мы раньше подчинялись только Линде Спрай. Но она
самоликвидировалась…
— Что из того? Теперь Аль — наша начальница.
— Правильно. Аль, кстати, не говорила, что нельзя охотиться на бабочек…. Вперёд, подруги! За мной!
Девицы, радостно смеясь, толкаясь и улюлюкая, резво побежали к овальной травянистой лужайке, над которой беззаботно кружили крупные, чёрно-жемчужные бабочки.
«Плохи наши дела», — загрустил внутренний голос, неплохо разбиравшийся в ботанике. — «Непростой этот лужок, ей-ей…. Телопея, пустынный горошек Стерта, банксия и кенгуровая лапка[4]? Там, гадом буду, располагается топкое болото. Вернее, самая натуральная трясина. Потонут глупые инопланетные девчонки. Жалко…. Что теперь делать? Как им помочь?»
* * *Исидора, мысленно велев внутреннему голосу немедленно заткнуться, поднялась на колени, поднесла к губам ладони, сложенные рупором, и завыла, подражая зову голодных полярных волков, наполненному — до самых краёв — нечеловеческой тоской и лютой яростью, обещавшей скорую, но чрезвычайно-мучительную смерть…
Где она научилась этому высокому искусству? Глупый вопрос. Конечно же, в театральной студии. Там много чему учат: бесполезному, на первый взгляд, но — по глубинной сути — бесценному.
Чуткое лесное эхо послушно подхватило и тут же многократно усилило эти зловещие звуки, превращая их в безобразно-ужасную какофонию.
Наивные любительницы бабочек тут же остановились, развернулись на сто восемьдесят градусов и, дружно вопя от страха, припустили со всех ног назад, к спасительному фургончику…
Глава двадцатая
Плохие приметы сбываются
Австралия, город Сидней
Вообще-то, изначально город именовался — «Новый Альбион». Но в дело, как и всегда, вмешалась высокая политика, и название было срочно изменено на — «Сидней», в честь Британского секретаря внутренних дел, высокородного лорда Сиднея Томаса Тауншенда. Бывает.
Инспектор Смит обосновался в маленькой скромной гостинице — «Тихая бухта», расположенной в центральной части городской гавани, в районе, именуемом — «Круговой причал».
Почему был сделан такой выбор?
Рельеф Сиднея напоминает собой огромное плоское блюдце, щедро изрезанное многочисленными речными долинами, образовавшимися здесь ещё в седые времена легендарного Ледникового периода. Самым красивым местом в городе (по мнению всех-всех-всех), является прибрежная гавань, условно разделяемая на залив Вулумулу, Сиднейскую бухту и на так называемую «Дорогую гавань» — место паломничества беззаботной и любопытной туристической братии. «Дорогая гавань» непосредственно примыкает к центру Сиднея, и именно на её территории располагаются фешенебельные гостиницы, разномастные музеи, шикарные рестораны, пивные бары, ночные клубы, симпатичные сувенирные лавки и дорогущие бутики.
