Юрий Никитин - Стоунхендж
Да и в самом деле каждый был невежей с точки зрения другого: один положил крест с правого плеча, другой — с левого. Они еще не знали, что первый будет зваться православным, второй — левославным, или католиком.
Купцы с пьяным удивлением заглядывали в братины, что не становились легче. Младший наконец запрокинул одну вверх дном, оттуда жиденько плеснуло брагой, та исчезла, не коснувшись земли. Тут же братина опустела, даже высохла, будто ее подержали над костром. Напрасно незадачливый купец пытался вытрясти хоть каплю. Ему надавали по шее, а со второй обращались бережно, чуть ли не с поклонами.
Кабанчик ухитрился насытить всех, так как быстро обрастал сочным пахнущим мясом, уже жареным и нашпигованным чесноком и луком. Старший держался дольше всех, ел и пил за дюжину, ремень сперва распустил, затем снял вовсе. Друзья отвалились по одному, засыпали пьяно, один захрапел с костью в руке. Ведьма осторожно высвободила кость, припрятала в суму на поясе. Олег заметил, кивнул. Оплошала ведьма, не учла, что у купцов не ее беззубые десны. Это она со своими желтыми пеньками снимает лишь волоконца, а здесь крепкие зубы купцов в поисках костного мозга перемололи то, без чего кабанчика не восстановить. Придется искать заклятие посильнее, нового поросенка достать труднее. Может и не получиться, древнее умение волхования уходит безвозвратно.
Когда старший сдался, повалился навзничь и захрапел, у чудесной скатерки остались только Томас и Олег. Ведьма почти не ела, а рыцарь и калика насыщались по-мужски неторопливо, степенно, умело наедаясь впрок, как матерые волки.
Ведьма огляделась по сторонам — чужих ушей нет, а купцы спят непробудно.
— Так кто вас подстерегает?
— Подстерегали, — поправил Томас гордо. — Теперь их самих черти стерегут. И дрова под котлы подкладывают.
— Куда? — не поняла ведьма.
Олег объяснил снисходительно:
— Это из их учения о загробном мире. Не обращай внимания.
— А-а, — протянула ведьма. — Какая-то новая вера? Лады, много их было... Авось, и эта долго не продержится. Одних вы сокрушили, а как с другими будете?
— Других нет, — ответил Томас сердито, слова ведьмы о святейшей вере Христовой задели. — Сокрушили злодеев безбожных.
— Они как раз и были христианами, — не преминул уколоть Олег.
— Всех сокрушили? — не поверила ведьма.
— Главных побили, а стадо, ежели есть, разбежится. Да и кто пойдет супротив, ежели побили сильнейших?
Ведьма сожалеюще смотрела на молодого рыцаря, гордого и счастливого, упоенного победой. Даже сейчас выгнул грудь и расправил плечи, будто король уже благосклонно одаривает милостями. Не знает еще, что святой угол пустым долго не бывает.
Глава 2
В корчме, каких в Киеве не меньше сотни, за дальний столик сели двое. Один в легкой одежде степняка, смуглолицый и черноусый, каждый в нем признает берендея, при кривой сабле и в кольчужной сетке, другой повыше и пошире в кости, белокожий и с распущенными до плеч белокурыми с проседью волосами. Синие как лед глаза выдавали уроженца Севера. Он был в кожаных латах, из-за спины торчала рукоять исполинского двуручного меча.
— Здесь платят золотом? — спросил человек в одежде степняка.
Голос его был высоким, гортанным, с хищным орлиным клекотом. Глаза навыкате были похожи на глаза крупной злой птицы.
— А также медью, кунами и зуботычинами, — ответил северянин неспешно.
Он двигался с ленивой грацией, голос густой и мощный, словно говорил из глубокого дупла. В движениях чувствовалась мощь, хотя лицо и открытую грудь испещряли глубокие шрамы. Один буквально рассекал правое плечо, но движений, судя по всему, не сковывал.
Северянин пытливо всматривался в смуглое лицо с черными, как терн, хищными глазами. Степняк усмехнулся, показав белые, как снег, зубы:
— Ответ верен. Тогда скажи еще: какое кольцо у Слымака на мизинце?
Северянин напрягся, его ладонь потянулась через голову к рукояти страшного меча.
— У Слымака нет мизинца на левой руке. А на правой колец не носят вовсе.
Улыбка степняка стала шире.
— Тогда ты — Неистовый Ролан. Меня зовут, как тебе уже наверняка сказали, Бадри. Что будешь пить?
Северянин расслабился. Огляделся уже иначе, без опаски, оценивающе.
— А что здесь пьют? Брагу, настой мухомора?
— Издалека ты, — заметил степняк, назвавшийся Бадри. — Здесь медовуха в чести. Хмельная. А едят... Едят все. Впрочем, и пьют все.
Молчаливая женщина поставила перед ними глубокие миски с гречневой кашей и жареным мясом, бесшумно удалилась. Ели неторопливо, искоса посматривали друг на друга. Когда появились чаши с хмельным вином, тоже пили неспешно, оценивающе. Чувствовалось, что Бадри моложе, быстр в движениях, в глазах светился ум и веселье. Ролан тяжелее, с крупным телом викинга, широк в кости, нетороплив. Вокруг глаз собрались мелкие морщинки, не от возраста — такие люди до старости выглядят молодо или хотя бы моложаво, а от пристального всматривания то ли в огонь, то ли в сверкающие на солнце снежные просторы.
Наконец Ролан сказал медленно:
— Давно не случалось, чтобы вот так... Почему не передали с ветром?
— Могли перехватить чужие уши, — ответил Бадри. Черные, как смоль, брови озабоченно сдвинулись. — А дело очень серьезное... Ты знавал Слымака?
— Командора Северо-Востока? Его все знали.
— Так вот, он теперь уже точно не будет носить колец.
Ролан откинулся от стола, будто увидел на блюде змею. Синие глаза впились в лицо степняка.
— Кто его сместил?
Бадри покачал головой.
— Сместил? Да, можно сказать, что его сместили... Приехали двое диких, сместили. Мозги расплескали по всем четырем стенам. И стражу, а ты знаешь, какая у таких людей стража, тоже сместили. Перевели на работу ковриками. Чтобы ноги вытирать удобнее.
Ролан смотрел, не веря. Но лицо степняка было серьезным.
— Не может... быть! Слымак... Да сильнее его не было!
— Как видишь, есть. Или же кому-то очень повезло. Но этому «кому-то» повезло еще в Константинополе. Там сразили Барука! Не слыхал?
Ролан покачал головой. Не слыхал о Баруке, но, судя по голосу степняка, это наделало шума в тайных коридорах власти.
— А что Тайные передают нам?
— Тайные пока что решают, кому быть на самом верху. Но в одном сходятся: этих двоих надо остановить во что бы то ни стало! Они несут серьезную угрозу.
— Тайным?
Бадри сказал наставительно, голос был сухим и неприятным:
— Тайные ничего не делают для себя, все только для цивилизации.
— Хорошая формулировка, — пробормотал Ролан. — Но я знаю, откуда она. Я читал Коран.
— Откуда ты знаешь, что Тайные не помогали Магомету составлять свод законов? Так что это вполне могла быть их формулировка. Да и вообще, Ролан, ты говоришь опасно, усомнившись в высшей мудрости Тайных. Ты еще не на высшей ступени...
