Роберт Говард - Честь корабля
Потом Берт снова принялся за свой старый, испытанный прямой правой, пока я, заревев от ярости, не нырнул под него и не всадил ему хуком с левой в диафрагму. После этого я ударил правой едва ли не от колена — тут бы и конец бою, попади я только в цель. В дикой мешанине ближнего боя мы оба поскользнулись на брезенте, но тут же вскочили, и Берт совсем закрыл мой глаз, а я успел нанести серию порядочных ударов в корпус.
Оскалив зубы, он ударил правой в мою гудящую голову и немедленно отскочил назад. Мы в это время были вплотную к канатам, так что он налетел спиной прямо на них. И тут же, оттолкнувшись, прыгнул прямо на меня! Я ни разу в жизни еще не видал, чтобы этот трюк попробовал кто из тяжеловесов, потому он и застал меня врасплох. Правая его со страшной силой толкнула меня в грудь, и я, задрав ноги, опрокинулся на ковер. Думал, насквозь этот ринг прошибу!
Но свалила-то меня только тяжесть удара, я вовсе не был оглушен или сильно травмирован. На счете «девять» я поднялся и жестоким правым рассек Берту бровь. Непохоже было, что он скоро решится на второй такой же прыжок, поэтому ему чуть не удалось поймать меня на этот трюк еще раз — он дернул на себя мою левую, отскочил, оттолкнулся от канатов и прыгнул на меня, да так быстро, что времени на раздумья у меня не оставалось. Повинуясь инстинкту, я отступил в сторону и встретил его в воздухе правым хуком в челюсть.
Крак!
Он рухнул на ковер и даже пару раз перевернулся. Я было попятился назад, однако после такого удара вряд ли вообще кто смог бы подняться. Но этот Берт был парнем крепким.
Над трибунами повисла гробовая тишина. На седьмой секунде он подобрал под себя ноги, а на девятой поднялся. Колени его подгибались, взгляд сделался совершенно стеклянным, и было ему, понятное дело, уж не до боя. Я колебался — ужасно не хотелось бить его дальше, но тут мне вспомнилось, что он сказал про меня, как обижал бедную маленькую Марджори, как оскорбил моряков… Бросившись к нему, я услыхал краем уха вопль режиссера, однако оставил его без внимания.
Берт при моем приближении попытался было войти в клинч, но мой правый хук в челюсть уложил его лицом вниз. Толпа взревела. Я отправился в свой угол и сквозь дикие вопли услыхал режиссера — тот прыгал вверх-вниз и рвал на себе волосы.
— Поднимайся, Берт! — орал он. — Эй, вставай! Вставай, Господа Бога ради! Если не встанешь, погубишь всю картину!
Берт не выказывал ни малейшего намерения подчиняться, и тогда режиссер завыл:
— Да бейте же в гонг и тащите его в угол! До конца раунда еще полминуты, но зрители не заметят разницы!
Это, к величайшему моему неудовольствию, было исполнено, и режиссер принялся отпускать на мой счет замечания самого едкого свойства.
— А-а, да заткнитесь вы! — не выдержал я. — Сами же говорили: чтобы все взаправду! Может, нет?
Он и заткнулся. Да, мне было как-то не по себе оттого, что ударил беспомощного, но ведь все было по правилам! Он на моем месте сделал бы то же самое. К тому же я вспомнил, что он, шантажируя старика Харпера, держит в своей власти Марджори — а то с чего бы ей терпеть от него такое? — и решил, что не стоит волноваться за подобного негодяя. Такого и убить — мало будет.
* * *Перерыв между раундами затянулся надолго, чтобы Берт смог оправиться. Секунданты трудились над ним в поте лица. Наконец я увидел, как он мотает головой, открывает глаза и смотрит через весь ринг на меня, словно голодный тигр. Режиссер заорал:
— Отлично, слушайте и запоминайте! Когда я крикну: «Давай!», ты, Берт, бьешь левой в корпус, а ты, Стив, раскрываешься!
Гонг!
Мы бросились друг к другу, Берт вошел в клинч и вцепился в меня, точно горилла.
— Слушай! В этом-то раунде ты будешь падать, как по сценарию положено? — прошипел он мне на ухо.
— Дерись! — зарычал я. — Забудь про режиссера, это наше с тобой личное дело! И я тебя, как половик, разложу!
— Да что ты ко мне прицепился? — зло спросил он. — Я ведь никогда раньше тебя не видел!
— А-а!
Вырвавшись из его объятий, я ударил правой в голову. Он отступил с двумя ударами — по корпусу и в челюсть, но я успел еще добавить правой под сердце. Тогда он нанес свой прямой правый, прошедший над моим плечом, рухнул на меня и снова связал по рукам и ногам.
— Видишь маленькую блондинку в первом ряду? — шепнул я. — Я слышал, как ты оскорблял и обижал ее. Поэтому, если хочешь знать, и намерен уложить тебя к ее ногам!
Он быстро скосил взгляд в ту сторону, куда я кивнул головой, и на лице его появилось выражение величайшего изумления.
— Что?! Да ведь она…
— Давай, Берт! — крикнул режиссер. — Бей левой! Стив, приготовься падать!
— Ш-час! — буркнул я через плечо и сам ударил левой Берту в глаз.
В отместку он нанес ужасающий правый по ребрам, и режиссер, чуя, что дела снова идут не по сценарию, снова принялся скакать и прыгать, рвать на себе волосы, ныть, скулить и рыдать. Но камеры не выключались, так что мы продолжали драться.
Вслед за правым в корпус Берт ударил левой. Перчатка его вскользь пришлась по голове, а моя правая снова угодила ему под сердце. Не зря я постоянно работал в корпус — он начал сдавать, однако еще раз набрал темп, отвечая на каждый мой удар двумя. Но в моих-то было куда больше силы! И я вложил все, что во мне оставалось, в одну-единственную яростную атаку. Голова Берта запрокинулась назад от левого апперкота едва ли не от колена, за которым последовал правый в сердце. Он пошатнулся. Я дважды ударил правой в голову, нанес еще один левый хук под сердце и завершил все потрясающим правым в челюсть. Удары сыпались так быстро и были так сильны, что Берт, в его-то вовсе уже измотанном состоянии, ничего поделать не мог. И последний правый в челюсть поднял его на воздух, бросив через канаты, прямо к ногам Марджори. Она вскочила с места, прижимая ладошки к щекам и раскрыв маленький милый ротик.
Рефери по привычке открыл счет, но в этом надобности уже не было. Я прошел в свой угол, вырвал из трясущихся рук изумленного секунданта халат и уже собирался убраться с ринга, но тут режиссер, бросившийся к этому моменту наземь и рвавший зубами траву, проявил интерес к жизни.
— Хватайте этого идиота! — взвыл он. — Вяжите! Бейте! Зовите копов! Он сумасшедший! Картина загублена! Мы потеряли огромные деньги! Хватайте! Если найду друзей в суде — упеку пожизненно!
— А ну осади! — рыкнул я на его прихвостней, неуверенно двинувшихся ко мне. — Это наше с Бертом личное дело.
— Однако ж оно сожрет весь наш капитал! — застонал режиссер, снова принимаясь за свои жидкие локоны и пуская их клочьями по ветру. — Ну почему ты не мог сделать все по сценарию? Первые четыре раунда были — просто цимес! А концовка… О, зачем я только дожил до этого дня?!
