Дункан Мак-Грегор - Три времени Сета
Известие о печальном конце моего друга — а надо сказать, что болезнь его поразила пренеприятнейшая, что-то вроде тропической зеленой лихорадки — заставило меня бросить все дела и поехать в Шамар. Но, к несчастью, я прибыл поздно: дом его был уже продан, а имущество разобрано за долги, коих у него оказалось достаточно. Там же, в Шамаре, я увидел и Даниту. Мать ее умерла незадолго до смерти дяди, и девочка осталась совершенно без средств. Конечно, я взял ее с собой. Она помнила меня и с великой радостью согласилась последовать в Мессантию, с тем чтобы стать моей дочерью. Таким образом, и страдание мое по поводу потери старого друга завершилось неожиданно счастливо: кроме сына у меня теперь была и дочь. Видишь, как ревностно стерегла тогда удача мои ворота?
Я привез девочку в Мессантию, познакомил ее с Виви. О, Конан, они очень понравились друг другу! Мальчик подарил ей краба, которого сам выловил в море и который оказался странной породы — он мог жить и в море и на суше одинаково легко…
— Плипсо?
— Да, я забыл, что ты уже видел его. А Данита подарила Виви глиняную фигурку Митры, дабы она охраняла его жизнь и покой… Два дня безоблачного счастья!.. Я любовался на своих детей, и мне тогда казалось, что я сам молодею рядом с ними… Всего два дня… Однажды вечером привратник доложил, что встречи со мной просит какой-то древний старик… Я никогда не отказываю просителям, Конан, ибо кто может знать, не станешь ли вдруг просителем сам… Я велел позвать его в дом.
Только глаза — одни глаза — не понравились мне в нем. В остальном же это был обыкновенный благообразный старец, весь седой, с длинною, до колен, бородою, с жидкими и тоже длинными волосами, с руками, тронутыми язвой, а годами и болезнью согнутый крючком; одет он был в некогда белую, а теперь серую от пыли хламиду, на ногах — рваные сандалии; наконец, опирался он на палку, потому что ко всему прочему был еще и хром…
Он не сразу смог говорить — путь его, как поведал он мне потом, был долог и труден, тем более для его преклонных лет. Я обеспокоился: он выглядел совсем плохо, ноги не держали его и вместо слов из горла вырывался один хрип. Мой слуга принес слабого терпкого вина и немного еды, и через некоторое время несчастный старец оправился, сумел даже улыбнуться мне и поблагодарить… Затем я попросил слугу проводить нашего гостя наверх, дабы он отдохнул с дороги… А наутро я уже слушал его печальную историю, которую сейчас же перескажу тебе как запомнил.
Звали его Деденихи (такое вот странное имя), и родился он без года сто лет назад в небольшом горном селении на границе Шема и Турана. Шемит ли он? Туранец? Он того не ведал. С юных лет покинул он родной свой дом и отправился в странствие по свету. Наверное, ты не раз встречал таких на своем пути…
— Я и сам такой, — усмехнулся варвар.
— Нет, ты не такой. Ты… О, Митра, я не умею этого объяснять, только ты совершенно не такой… Может быть, потому, что у тебя совсем другие глаза…
— При чем тут глаза, Кармио? — недовольно фыркнул Конан. — Мы толкуем о течении жизни, а ты вдруг о глазах!
— Пусть будет так… Хотя… Ну хорошо, пусть будет так… Будучи еще очень молодым, Деденихи на некоторое время осел в Шепине, маленьком кхитайском городке — но не по своей воле. Его обвинили в нарушении правил поведения, то есть в том, что он был слишком богато одет для того бедного квартала, в коем решил остановиться на ночлег. Помимо пяти золотых, заплаченных им за сей «ужасный» проступок в государственную казну, он должен был отработать три луны подмастерьем портного и только после этого мог отправляться в дальнейший путь. И он отработал. За это время Деденихи успел не только научиться шить затейливые кхитайские платья, но и весьма близко познакомиться с очаровательной девушкой Те-Минь, дочерью его хозяина. В молодости любовь приходит столь же быстро, сколь затем исчезает… Думаю, нетрудно догадаться, что по истечении положенного срока юноша покинул сей негостеприимный город уже не один, а с прелестницей кхитаянкой…
…После полугода странствий молодые люди были вынуждены сделать долговременную остановку в Бритунии, ибо Те-Минь ждала разрешения от бремени. Вскоре в маленькой деревушке Кью-Мерри на свет появился сын Деденихи, названный им в честь осиротевшего в Шепине портного Лау-Ко. Итак… О, Конан, кажется, я утомил тебя своим повествованием… — прервал себя Кармио Газа, увидев, что киммериец уже осушил две бутыли немедийского красного и теперь зевает во весь рот.
— Кром… Ладно, я могу потерпеть, — учтиво ответил гость, тем не менее не в силах сдержать следующий зевок.
— Нет-нет, сейчас я распоряжусь…
Купец поднялся, скорым шагом засеменил к двери. Провожая его сонным взглядом, Конан лениво отметил, что доброму старику до сих пор еще не пришло в голову держать звонок для вызова слуг прямо здесь, у скамьи, или хотя бы у двери, чтобы всякий раз, когда нужно распорядиться о чем-либо, не бегать в дом…
— Это Пепино, Конан! — бодро возвестил Кармио, появляясь в дверном проеме. — Он проводит тебя наверх, в твои покои!
Варвар скептически осмотрел гномоподобного Пепино, который сверкал на него из-под густых бровей черными косоватыми глазками, затем встал и пошел за ним, во всех членах своих ощущая неимоверную усталость, а в голове — полную пустоту…
* * *Конан проснулся еще до сумерек. Массивное тело его утопало в пуховых подушках, а от яркого солнца не спасала даже тяжелая темная занавесь: хоть лучи его и не проникали в комнату, зато нагрели ее за весь день до состояния туранской бани, так что киммериец едва мог дышать от жары. Поэтому, наверное, снилась ему бескрайняя пустыня, по коей брел он в Гирканию, к Учителю; поэтому, наверное, на полпути упал почти бездыханный в раскаленный песок; поэтому и очнулся так скоро, и вскочил с роскошного ложа своего с проклятиями, адресованными Нергалу и его прихвостням, хотя в чем состояла их вина, вряд ли сумел бы сказать.
Однако Кармио Газа был поистине тароватый и внимательный хозяин: у изголовья разъяренный Конан вдруг обнаружил низкий столик, а на нем — бутыль непрозрачного толстого стекла и глубокую золотую чашу. Вино на сей раз оказалось местным, но, на удивление, мягким и довольно приятным на вкус. Не прибегая к помощи чаши, гость жадно выхлебал всю бутыль до дна и лишь тогда почувствовал, что жив.
Кармио Газа ждал его на том же месте. Судя по прищуренным и тусклым глазам его, он тоже пробудился только сейчас. Встретив Конана обычной своей ласковой улыбкой, старик жестом пригласил его занять скамью и вкусить вечерней трапезы, состоящей из черепашьего супа и фруктов. Вина же было вдоволь всякого. Не медля и вздоха, киммериец набросился на угощение.
