Андрей Щепетов - Хроники космического пирата
И вот передо мной настоящая, красивая, гневно сверкающая глазами девушка, надорванный халатик не вполне скрывает округлость, красивая нога оголена почти полностью… В кармане хрипло пискнуло, до меня не сразу, но всё же дошло, что непроизвольно я сжал коробок с тараканом. Так мои нереализованные желания едва не стоили жизни будущему чемпиону.
– Так что тут происходит! – хрипло повторил я.
– Эти два хлыща, – Квинкер задел скальпелем щёку оппонента, отчего тот взвизгнул, – решили возжелать вон ту, – зелёный палец указал в сторону медсестры, – человеческую самку, пардон, девушку, но встретив отпор не на шутку распалились, и если бы не наш с Дроном визит, ей пришлось бы туго. Нет, я не спорю, в межгалактических связях присутствует элемент экзотики и всё такое, но всё-таки обоюдное согласие должно быть. Обоюдного согласия, граждане, – Квинкер чиркнул, разумеется, не нарочно, скальпелем ухо злодея, – никто не отменял!
Завершив просветительскую беседу, он ткнул острой коленкой в пах оппонента, отчего тот громко ойкнул, а бывший таксист выступил с очередной инициативой.
– Ввиду всего вышеизложенного и принимая во внимание тяжесть содеянного, предлагаю осуждённых кастрировать в зале суда, – и демонстрируя серьёзность намерений обратился к соплеменнику: – Снимай штаны.
Злодей упал на колени, обхватил ноги Квинкера и, шмыгая, запричитал:
– Я не хотел, это не я, это всё он, – зелёная лапа указала на поверженного мардака, тот в ответ что-то невнятно прохрипел.
– Ничего не знаю, – пытаясь стряхнуть соплеменника с ног, проговорил Квинкер, – приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
– Я заплачу! – взмолился приговорённый.
Квинкер на мгновение задумался, задрал морду к потолку, будто прикидывал снизойти до помилования или не стоит, наконец, вздохнул.
– В общем, я не против денежной компенсации, если только она достойная и удовлетворит пострадавшую, – прохиндей зыркнул на докторшу.
Зэк, поняв, что есть шанс избежать членовредительства, принялся рыться в карманах. Чего только там не было: куски жжёной резины, вата, красная тряпка, осколок зеркала и ещё бог знает что. Оставалось только дивиться, как такое количество барахла уместилось в четырёх не особенно объёмных карманах. Последнее, что достал на свет несостоявшийся насильник, был небольшой зелёный прямоугольник, как я понял по тоскливым жабьим глазам кошелёк.
Дрожащими, скорее от жадности, нежели от страха лапами зэк развернул портмоне. Затем ещё раз, и ещё, на глазах скромное вместилище денег превращалось в солидный лопатник. Вероятно, любовь к складкам, которыми природа щедро наградила пенальцев, нашла отражение и в конструкции кошелька.
Квинкеру, никогда не отличавшемуся терпеньем, эта возня быстро надоела, он выхватил кошелёк из лап оппонента и через мгновенье, увлечённо шурша, уже пересчитывал деньги.
– Тысяча триста кредитов! – наконец объявил он. – Триста – докторше, тысяча нам, – наткнувшись на мой укоризненный взгляд, он несколько подкорректировал цифры, – хорошо, пятьсот ей, восемьсот – в общий бюджет, – и, отсчитав, принялся засовывать деньги в карман, полагая, что лучшего места для общего банка не отыскать.
– Отдай всё девушке! – сурово сдвинув брови, велел я.
– Ладно, – пожал плечами жабоид, – мне что, мне не жалко, только обидно, спасешь всех, буквально рискуешь жизнью, и что в награду? Ничего! Ни слов благодарности, ни даже маленькой компенсации, которая, несомненно, скрасила бы…
– Отдай! – перебил я, так как Квинкер, несмотря на речевой поток, изливавшийся из него, расставаться с деньгами не торопился.
Далее бывший таксист, вероятно с досады от несостоявшегося гешефта пнул соплеменника под зад, сопроводив действие парой крепких фраз. Зэк поспешил ретироваться, а Квинкер, подойдя к докторше, протянул деньги:
– Вот, примите в знак нашего искреннего расположения, надеюсь на дальнейшую лояльность в смысле взятия бюллетеня или справки о нетрудоспособности.
Докторша не ответила, но деньги взяла, чем окончательно уничтожила веру жабоида в человечество.
– А с этим что? – пробасил Дрон, нога которого по-прежнему покоилась на мардаке.
– А что с ним, – пожал плечом Квинкер, – или пусть платит, или я ему отстригу всё, что плохо висит, – и в знак серьёзности намерений совершил пару рубящих движений в воздухе.
Мардак решил судьбу не испытывать, хрен знает что в голове у этих психов, и указал рукой на карман. Дрону претило рыться в чужой одежде, служба в армии напрочь отбивает охоту к мародёрству, Квинкер же подобными предрассудками не отличался, он сунул руку в робу мардака и с диким воем выхватил обратно. На двух пальцах, сжав их в стальные тиски, болтался капкан.
– Ах ты гад! – Дрон пнул соплеменника под ребро. – А ну доставай сам!
Пока я освобождал пальцы бывшего таксиста из железного плена, а Квинкер приговаривал «Вот сволочь, а!», мардак под присмотром Дрона доставал деньги. В отличие от пенальца, в его робе не было ничего лишнего: заточка, доза наркотика и деньги, коих насчиталось ровно две тысячи.
– Пшёл! – Дрон грубо толкнул зэка к двери, с криком «На!» Бывший таксист запустил мышеловкой в обидчика, вышло удачно, железка угодила злодею в затылок. Мардак зло рыкнул, почесал ушибленное место, сверкнул глазищами и, пробормотав непристойность, скрылся за дверью.
– Вот сволочь, а?! – демонстрирую всем увечья, не унимался жабоид.
– Интересно, зачем ему капкан, – проговорил я, – не на пенальцев же он их ставит.
– Так это, – замялся Дрон, – от мышей. Мы, мардаки, не переносим их. Ну, примерно так же, как люди не любят пауков, – и, скромно потупившись, выудил из кармана точно такую же мышеловку, на какую нарвался жабоид. – Мы их ставим возле постели, когда спим.
Не перестаю удивляться талантам лейтенанта, и когда только и, главное, где успел обзавестись. Наверное, в тюрьме, зная мардакскую фобию, кто-то наладил производство капканов. Судя по увечьям, полученным Квинкером, делалось устройство на совесть.
– Дай гляну! – впервые подала голос девушка, обращалась она к раненому, но обалдел я. Потому что узнал этот голос! Он принадлежал, – или я схожу с ума, – Линде, девушке из американской тюрьмы, где меня истязал Чернятински. Той самой Линде, что помогла мне сбежать.
– Так больно? – она потрогала руку жабоида, тот аж подпрыгнул, сопроводив вопль матерной репликой.
– Сядьте больной! – прикрикнула на него медсестра. – И не мешайте производить осмотр! В конце концов, можно и потерпеть, вы же мужчина…
Стыдить пенальцев, всё равно что увещевать носорога, занятие неблагодарное.
