Миры Бесконечности - Боумен Акеми Дон
Мне хочется закричать, что я права. Закричать, что я не сделала ничего плохого. Хочется, чтобы они поняли, что я всего лишь пытаюсь помочь.
Но вместо этого я ухожу от них.
Я выскальзываю из своего платья и роюсь в своих скудных пожитках в поисках свободного свитера и черных брюк. Одевшись, я поднимаю помявшееся серое платье, которое все еще лежит у моих ног. Из вороха юбок вываливается какой-то предмет и с тяжелым стуком падает на пол.
Это книга «Граф Монте-Кристо». Из библиотеки принца Келана.
Я раздраженно подхватываю книгу с пола и ставлю ее на ближайшую полку. Забирая ее из библиотеки, я чувствовала, что имею на это право. Я возвращала то, что принадлежит нам. Что-то, чем должны пользоваться люди.
И, возможно, я также хотела доказать себе, что Гил ошибается. Что я не трусиха, какой он меня считал, и что на меня можно положиться.
Я отхожу от полки, запихиваю скомканное платье в ящик и обхватываю себя руками. Сейчас кража книги не доставляет мне того же удовольствия, что и вначале.
Я пыталась помочь человеку, потому что почувствовала, что это правильно. Мне показалось это важным. А Анника фактически уволила меня за это.
Как они могут называть себя Героями, но отказываться помочь девушке во дворце?
Они совершают ошибку, не пытаясь помочь ей. Они совершают ошибку, что не верят мне. Ведь я знаю, что видела.
Она понимала меня. Да, я бы рисковала, раскрыв ей себя, но разве она не поставила все на кон, когда открылась передо мной?
Возможно, я единственный человек в Бесконечности, которому известен ее секрет.
Мне все равно, что думают в Поселении… я не оставлю ее в рабстве до скончания времен.
Я пересекаю комнату и, усевшись на край кровати, смотрю на свои раскрытые ладони. Мне нужно как-то убедить жителей Поселения изменить свое мнение. Нужно доказать, что люди действительно возвращают себе разум… что их еще можно спасти.
Но как это сделать, не нарушая приказа Анники? Она ясно дала понять, что я больше не шпион. И сказала вернуться к тренировкам, словно я вновь на испытательном сроке. А поскольку я никогда раньше не выходила за границы Поселения сама и не знаю, как скрыть себя вуалью, не думаю, что стоит отправляться во дворец и выслеживать там девушку под маской Колонистки.
Я застряла под землей, и мои способности никак мне не помогут.
Мой взгляд скользит к запястью.
Если только…
По рукам скользит холод, словно кто-то оставил открытым окно.
Или дверь.
Если бы я могла больше узнать о том, как работает сознание. Если бы я могла узнать, что необходимо, чтобы снять действие таблетки…
Возможно, именно так я смогу помочь девушке. Задавая вопросы.
Даже если ответы на них должен дать враг.
Анника не одобрит этого, но жителям Поселения необязательно знать об этом. Во всяком случае, пока. До тех пор пока я не раздобуду нужные мне доказательства.
«Я действительно пойду на это? Это безопасно?» – заполняют голову мысли.
Я крепко зажмуриваюсь, и сердце тут же дает ответ: «Я должна попытаться».
Я прижимаю пальцы к запястью и делаю вдох.
Что-то сжимает грудь, а разум устремляется к звездам. А затем я оказываюсь в черной пустоте – месте без начала и конца – и вижу королеву Офелию, стоящую в нескольких метрах от меня.
Я не двигаюсь, но она поворачивается ко мне, хотя взгляд направлен сквозь меня. На ней серебристо-серая мантия, которая сияет, словно дымчатый кварц. А на голове обруч такого же цвета.
– А я все гадала, придешь ли ты снова, – говорит она тем странным вкрадчивым голосом.
Колонисты говорят с эмоциями… реагируют эмоционально. И я не понимаю, почему Офелия другая.
Я отступаю на шаг в сторону, но ее взгляд не следует за мной. Она знает, что я здесь, но не видит меня.
– Ты боишься. Я чувствую это, – растягивая слова, замечает она.
Я чувствую тебя.
Я сглатываю, и, услышав этот звук, она поворачивается в мою сторону.
– Раз уж ты вторглась в мой разум без приглашения, то можешь говорить, – не моргая, предлагает она.
Но я колеблюсь:
– Так вот где мы находимся? В твоем разуме?
– В каком-то смысле, – все так же, не проявляя эмоций, отвечает она.
Она делает несколько шагов: сначала двигается ко мне, но в итоге проходит мимо. Ее руки скрыты в складках одежды.
– Ты кажешься мне знакомой. Как тень, которую я когда-то видела. – Не дождавшись моего ответа, она добавляет: – Но, полагаю, я знаю многих из вас. Вы можете принимать разные формы, но внутри все одинаковы.
– Мы разные, – защищаюсь я.
Она поворачивается на мой голос, а серебристый обруч у нее на голове отражает лишь тьму вокруг нас.
– Человек, настаивающий на уникальности каждого, может быть самым человечным из всех.
Мне следовало прийти сюда более подготовленной. Но я сомневалась, что у меня получится попасть сюда снова. А сейчас чувствую себя не в своей тарелке.
Но зато знаю, что нужно продолжать говорить.
– Как мне удалось попасть сюда и поговорить с тобой? – спрашиваю я. – Неужели ни у кого раньше подобное не получалось?
Офелия вздергивает подбородок, всматриваясь в даль:
– Ты не первая, кто добрался до стен моего разума. – Она замолкает на мгновение. – Но первая, кого я впустила.
– Почему меня? – Мой голос пронзает тишину.
Когда она двигается, ее платье волочится за ней, отчего тьма начинает клубиться у моих ног. Офелия протягивает руку к чему-то, чего мне не видно, а затем опускает ее.
– Любопытство, – наконец говорит она, вновь устремляя взгляд вперед. – К тому же другие приходили сюда в надежде снести стены, а ты оказалась достаточно вежлива, чтобы постучаться.
– Я сделала это не нарочно. В первый раз, – отвечаю я.
– Ты позвала меня.
Мои щеки начинают гореть:
– Я не ожидала, что ты ответишь.
– В первый раз, – повторяет она.
Я отчаянно пытаюсь унять сердцебиение. И страх.
– Знания, – внезапно говорит она. – Вот из-за чего ты вернулась.
«Она может читать мои мысли, даже не видя меня», – понимаю я и сглатываю.
– Как тебе это удалось? Как ты попала в Бесконечность?
Взгляд ее черных глаз становится острее.
– Когда человек умирает, к его сознанию открывается туннель… путь, пройдя по которому он освобождается от своего физического тела. Многие описывают это как яркий свет. Пару раз бывало так, что человек умирал, общаясь со мной, и я увидела это. Слабое мерцание вдалеке. И однажды просто отправилась туда.
– Судя по твоим словам, это легко.
– Наши разумы не могут существовать в рамках. Ты вышла за свои, а я – за свои.
– Я не хотела умирать, – возражаю я. – А ты по собственной воле отправилась в загробную жизнь. И хочешь уничтожить этот мир.
– О, я не хочу уничтожить его. – Королева Офелия цокает, словно ругает ребенка. – Бесконечность никогда не была раем. Люди осквернили ее собственной жадностью и ненавистью, как делали это при жизни. Я лишь пыталась помочь им. Пыталась показать им, насколько лучше может стать Бесконечность. Но они видели во мне лишь еще один объект ненависти.
– Неправда.
Этого не может быть. Потому что, по словам жителей Поселения… Хм, видимо, они знают не так много, как им кажется.
– Ворота никто не охранял. И мое существование здесь тому доказательство. Никто не отделял хорошее от плохого. Святых от убийц. Бесконечность избавила людей от голода, боли и необходимости отправляться на жалкую работу ради собственного выживания, но жажда контроля? Власти? – Офелия поджимает губы. – Бесконечность превратилась в хаос. Ей требовался жесткий правитель.
Я хмурюсь и старательно выражаю голосом, насколько она разозлила меня.
– Если Бесконечность символизирует свободу, то она должна принадлежать всем в равной степени. И не тебе решать, кто достоин остаться.
– У людей есть множество историй, в которых говорится о рае и аде, – звонким, но ровным голосом говорит она. – И вы сами считаете, что не каждый человек достоин загробной жизни. Вы верите в добро и зло, верите, что вас должны поделить на Страшном суде. Я просто следую правилам, которые вы установили.