Алла Гореликова - Серебряный волк, или Дознаватель
– Нет! – кричит королева. Вскидывает руки – ладонями вперед, так останавливают чужую атакующую магию… да и просто атаку, похоже… Вороной всхрапывает и валится набок, придавливая Лютому ногу. Бьется. Ахает в голос королева, визжат женщины на площади, кричит что-то Карел, рвется к отцу, Лека и сэр Оливер держат его в четыре руки – но все это кажется тихим по сравнению с воплем короля Анри.
Он не должен был упасть! Если я хоть что-то понимаю в лошадях – не должен. Не так, будь он неладен! Я подскакиваю к вороному, хватаю за повод… Что-то толкает в грудь горячей волной, мелькает перед глазами стылое предзимнее небо, край острой крыши с непременным флюгером… Следующий удар приходится в спину. О камни, что ль?! Я лежу, хватая ртом воздух, пытаясь вдохнуть поглубже… Свет Господень, да что творится-то?!
Чьи-то руки помогают мне сесть. Мир странно плывет перед глазами, двоится и вновь сливается в один: вороной в луже крови; женщина в темном вдовьем платье, растирающая королеве виски; Лека, торопливо перебирающий пальцами иссиня-черную гриву; Карел и сэр Оливер на коленях подле умирающего Лютого… умирающего – или уже мертвого?
– Вот! – В руке Леки зажата нитка. Суровая черная нитка, извязанная узелками по всей длине. – Нам нужен хороший магознатец.
– Лучше сразу сжечь, – басит протолкавшийся к нам монах. – Даже я чую исходящую от нее душную тьму. Дай сюда, сын мой. У меня есть амулет святого огня.
– Как скажете, светлый отец, – покладисто соглашается Лека. Ладонь его рассеянно гладит по-волчьи оскаленную морду вороного. Я ощущаю толчок вины: мне тоже коня жаль больше, чем его хозяина…
Треск… искры… черный дым… мертвый король судорожно дергается, хрипит:
– И…ру… – Темная кровь заливает щеку, ворот рубашки, пузырится последним выдохом: – …ла.
Да. Теперь и в самом деле мертвый.
Карел медленно поднимается, идет к матери. Что-то тихо ей говорит, берет за руку. Я замечаю – у него рассечена тыльная сторона ладони. Несильно, кажется… но крови много. Королева качает головой, завязывает ему руку платком. А мог и без руки остаться, лениво думаю я. Повезло.
Сэр Оливер совещается с монахом. Над площадью плывет гул голосов: растерянных, возбужденных, ликующих, вопрошающих…
Я щупаю затылок: что там саднит? Тупо смотрю на измазанную кровью ладонь. Больно дышать, но это ерунда. Хуже, что я не могу понять, кончилось все или нет.
– Терпи, – отрывисто говорит Лека. – Сам видишь, им не до нас.
Мы смотрим, как тело старого короля уносят к часовне. Люди поспешно расступаются и норовят протиснуться поближе к помосту. Никто не уходит.
Почему на этой площади так часто замирает время?!
Сэр Оливер опускается на одно колено перед Карелом.
– Да здравствует король.
– Да здравствует король! – подхватывают гвардейцы.
2. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– Ирула, – повторяет Серж. – Опять Империя.
Значит, не выдав дочь за Карела, император захотел отдать ее Грозному… Похоже, думаю я, жизнь королевы Нины в те дни тоже висела на волоске.
– А знаешь, друг Анже, кого я вспомнил сейчас?
– Марго, наверное?
– Марго? А, ты про замужество ее? Нет… того хрониста, что шпионил для Империи. Жаль, что у нас нет хроник за последние годы Смутных Времен.
– Но ведь Пресветлый запретил мне, – бормочу я. Вспоминаются давние домыслы, о коих даже Сержу побоялся я сказать: на Империю ли работал тот хронист – или все-таки на Церковь?
– Я помню. Но ты уверен, что сегодня он не решил бы иначе? Ведь тогда мы еще не знали, как глубоко увязла Империя в делах Таргалы. Согласись, друг Анже, шпионить – дело самое обычное, этим все занимаются, а короля околдовать…
– Мы не знаем точно, был ли он околдован, – напоминаю я. – И если был, то кем именно.
– Потому я и говорю – жаль, что у нас только один том хроник. Слишком уж он давний…
Но из него я мог узнать больше, думаю вдруг я.
– Так ты считаешь, Пресветлый разрешил бы мне вернуться к хронисту?
Серж пожимает плечами.
– Не могу говорить за Пресветлого, но по мне, для дознания это было бы очень даже кстати. Однако заболтались мы, Анже. Ложись-ка ты спать. Да, хотел бы я знать, как спалось Карелу после такого денечка…
Назавтра я беру у брата библиотекаря том старых хроник. Закрываюсь у себя – и вспоминаю хрониста и его гостя из Империи.
Я сижу, положив тяжелый фолиант на колени. Глажу толстый, массивный переплет – бережно, чувствуя кончиками пальцев скрытое тепло благородного розового дерева и бесконечную его память. И спрашиваю: кому на руку была злоба Лютого? Мог ли хронист знать? Ведь он многое знал, королевский хронист… то ли шпион Империи, то ли верный слуга Святой Церкви…
3. Королевский хронист
– Вина, господин?
– Разве что немного… – Гость королевского хрониста снимает добротный дорожный плащ, бросает на лавку широкополую шляпу. Садится, закидывая ногу на ногу. Принимает из рук хрониста кубок; поблескивают камни в дорогих перстнях. – Ты уверен, что получилось?
– Я стоял от короля в двух шагах. Промахнуться было бы трудно. – Хронист чуть заметно улыбается. – Впрочем, мы можем убедиться. Добрый наш король собирается присутствовать при казни. Посмотрим, как он себя поведет…
– Ты мне скажи, как он вел себя вчера?
– Напился… – Королевский хронист пожимает плечами. – Орал, брызгал слюной… аббата назвал тупым святошей, королеву – шлюхой, дежурных кавалеров – дармоедами.
Гость подается вперед:
– И что королева?
– Откровенно говоря, ей не впервой… пожелала супругу покойной ночи и ушла к себе.
– А аббат?
– Пробовал усовестить, но король в ответ обложил его вовсе уж непотребно. Тут пришел капитан с докладом, и аббат хлопнул дверью.
– Неплохо, – усмехается гость.
– Это еще не все, господин, – в голосе хрониста мелькают горделивые нотки: не так просто было добыть информацию, коей собирается он поделиться. – Баронесса Оливия Турри, нынешняя фаворитка его величества, наутро жаловалась, что король выпил лишку и заснул, не доведя до конца любовных игр. Признаться, я не представляю, сколько наш король должен выпить, чтобы это можно было назвать словом «лишку».
– Замечательно! – гость отхлебывает вина и ставит кубок на стол. – Ты хорошо справился. Теперь с каждым днем королю будет все труднее выплескивать гнев… он будет нарастать, а неутоленный гнев…
Тягучий стон Колокола Правосудия вязнет в полуденной духоте, подобно комару в знойном янтаре.
– Пришло время наградить тебя за службу, – объявляет гость. – Теперь тебе опасно здесь оставаться. Я возвращаюсь в Империю нынче вечером. Можешь ехать со мной.
