Артём Рыбаков - Ликвидаторы времени
«Интересно, а кому это девки кости моют?» — пытался сообразить я, копаясь в своих вещах.
Наконец, бутылка была найдена. Я вытряхнул её из картонного тубуса и засунул в карман штанов.
«Так, одного возраста со Славой, то есть Трошиным… Я, Док, Тотен… И, как там? «В одном звании?» Так майором у нас только командир числится… Хотя… Ёперный театр! — я чуть не подпрыгнул. — Это что же, комсомолочка обо мне убивается, что ли? Хорошо, что букет не подарил, а то бы совсем девчонку прибило!»
В лёгком обалдении я пошёл назад. «Вот это я влип! — вертелось в голове. — Хотя, если оценить спокойно — ничего страшного не случилось, так? Ну понравился молоденькой дурёхе герой-спаситель… Так ведь ничего у нас и не было! Чего нервы на кулак мотать?»
И успокоившись я открыл дверь в дом.
… Мы уже на половину уговорили бутылку «благородного самогона», как в дверь вежливо постучали.
— Заходи, открыто! — рявкнул Фермер.
— Гостей примете? — улыбаясь, спросил Трошин.
— А то!
— Заходи!
— Добро пожаловать! — по очереди сказали все сидевшие за столом.
Гостей к нам пришло немало! Первыми, с чугунками в руках, вошли барышни. Затем Емельян внёс противинь с кусками шкворчащей свинины. Потом вошли батальонный комиссар и сержант-пограничник.
— Это что такое? — грозно сдвинув брови, спросил командир. — Не на Пасху гуляем!
Я заметил, что Бедобородько открыл, было, рот, но тут же получил локтём под рёбра от Трошина, и замолчал. «Ну да, на чужой свадьбе невесту не лапай!» — усмехнулся я про себя.
Потом был пир горой и пляски до упаду. Про пляски я, конечно, приврал, но гитару мне Алик, всё-таки всучил. Пришлось играть.
Для создания «фестивального» настроения я сбацал «Цыганочку». Народ отреагировал примерно так же, как фанаты «Рамштайна» на «Du hast».
— А песню споёте? — внезапно спросил Белобородько.
«А он-то откуда знает? Хотя… Скорее всего, кто-то рассказал — Несвидов или девчонки, а может — и Слава»
— А вам какую, Василий Иванович, весёлую, грустную или умную? — комиссар задумался.
— А давайте весёлую! Праздник.
— Хорошо, только сами решайте — какая она…
Мелодия осталась той же — дробный перебор, зовущий в пляс… Я глубоко вздохнул:
В сон мне — желтые огни,
И хриплю во сне я:
— Повремени, повремени, —
Утро мудренее!
Но и утром всё не так,
Нет того веселья:
Или куришь натощак,
Или пьешь с похмелья.
Вокалом, я, конечно, до Владимира Семёновича не дотягивал, но, за неимением горничной, как известно, и кухарка сойдёт.
В кабаках — зеленый штоф,
Белые салфетки.
Рай для нищих и шутов,
Мне ж — как птице в клетке!
В церкви смрад и полумрак,
Дьяки курят ладан.
Нет! И в церкви все не так,
Все не так, как надо.
Я заметил, что комиссар, внимательно вслушиваясь в слова, прикрыл лицо рукой. «Занятно», — отметил я и, доиграв вариацию, продолжил:
Я — на гору впопыхах,
Чтоб чего не вышло.
А на горе стоит ольха,
А под горою вишня.
Хоть бы склон увить плющом,
Мне б и то отрада,
Хоть бы что-нибудь еще…
Все не так, как надо!
Я тогда по полю, вдоль реки.
Света — тьма, нет бога!
А в чистом поле васильки,
Дальняя дорога.
Вдоль дороги — лес густой
С Бабами-Ягами,
А в конце дороги той —
Плаха с топорами.
Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
А в конце — подавно.
И ни церковь, ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!
После того, как прозвучал последний аккорд, в комнате установилась полная тишина, такая, что было слышно, как поскрипывает калитка во дворе. Батальонный помял переносицу, и, резким движением поправив очки, спросил:
— Это вы сами написали, товарищ старший лейтенант?
Чужой славы мне было не нужно, и я скромно ответил:
— Нет, не я. А что, не понравилась?
— Понравилось… Только… Только необычно весьма… — протянул комиссар
— Ну, тогда… На злобу дня, так сказать, — и я запел песню, написанную моим другом в середине «бешеных девяностых»:
А шуба ли с дуба — с гранаты чека,
Пусть снова в ударе не дрогнет рука,
Пусть снова в крови искупается сталь —
С дуба — по шубе, а с мира — печаль.
Рассветом мы вышли, придём к вечеру,
Мы с миром играем в смешную игру,
Барбудо Эрнесто забрался на ель,
А рядом ползёт команданте Фидель.
Резкие ритмичные аккорды рок-н-ролла подчёркивали хулиганские, разухабистые слова песни:
Ему невдомёк, что до фени вообще —
На чьей стороне быть товарищу Че —
Не просто наёмник тропою лесной —
Художник по жизни и новый герой.
Мой друг Пиночет как-то мне говорил —
Там скучно живётся, где нет заводил,
Им главное вовремя фишку просечь,
Что будет потом — то отдельная речь.
Неярко блестит под луной пулемёт,
Из леса выходит карательный взвод,
Так было везде и во все времена —
Менялись лишь только одни имена.
Последний куплет вызвал явное оживление среди слушателей.
Менялись булыжники на топоры,
Менялись вожди и законы игры,
Менялись эпохи, менялись места,
Стабильна была лишь одна крутота.
«Эх!» — резким движеньем в казённик заряд —
Скончается в муках подстреленный гад!
Где раньше секира кольчугу драла —
Там ныне взрывчатка и бензопила!
Так радуйтесь те, кто познал крутизну!
И радуйтесь люди, познавши войну!
Сквозь смех автоматов и рёв батарей
Идут капитаны кровавых морей!
Он встанет, как раньше бывало не раз,
Он выполнит невыполнимый приказ,
И мощным дыханием мир ужаснёт
В грохоте залпов его пулемёт.
Последние несколько куплетов мне пришлось менять на ходу, уж больно они не соответствовали времени и слушателям.
