Джулиан Мэй - Враг
– Но, Дедра, он слишком мал, чтобы решить самому! – запротестовал брат Анатолий.
– Я решаю за него! – Она положила мальчика обратно на резиновый матрас, наполненный водой, и уголком фартука быстро смахнула слезы.
Монах замер – все похолодело у него внутри. Ощущение того, что их встреча не случайна – та же боль, те же слова обрушились на него, – привело в оцепенение. Все тот же аргумент – право решать за другого! Сколько раз он слышал его, будучи исполнительным секретарем в Сибирском архиепископстве, от своих братьев-монахов. Правда, они ушли дальше несчастной женщины, даже подвели философскую базу, разработали хитроумные доказательства, расширили сферу применения тезисов. Однако их убеждение в том, что насильственная, ускоренная эволюция – благо для человечества, покоилось на той же основе, что и вера Мэри-Дедры в право решать за Брендана. Его сибирские друзья приняли сторону братьев Ремилардов, которые уже тогда фактически начали склоняться к идее, что любое средство – даже потенциально опасное или калечащее не созревшее для подобных экспериментов сознание – разумно и справедливо, если в целом оно ведет к увеличению метапсихической энергии человека. Уже в те дни этот вопрос разделил землян, все жестче велись дискуссии. Но представители Галактического Содружества, попечители, их мыслители и моралисты как будто ничего не замечали. Спустя три года, уже перебравшись в плиоцен, брат Анатолий узнал, что теоретические дискуссии завершились метапсихическим восстанием. Вот как давно произошел разрыв.
Минанан – огромный и величественный, в небесно-голубой мантии – вышел из тени и встал над ребенком.
– Мысли брата Анатолия, – обратился он к Мэри-Дедре, – созвучны взглядам нашей Партии мира. Как бы трудно ни было, мы должны полностью положиться на волю Божью. Покой можно найти, только склонившись перед всемогущей Таной.
Дедра бросила на него уничтожающий взгляд.
– Ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и позволю умереть моему малышу? Чтобы обрести покой? Если ты так считаешь, то уходи! Тебе нельзя быть рядом с Элизабет во время лечения.
– Она сама просила помочь! – заявил рыцарь. – И я не отступлюсь от данного мною слова. Я действую сознательно и по доброй воле в надежде, что нам удастся облегчить страдания ребенка. Но я не хотел бы заранее обнадеживать. Успех лечения всецело в руках Божьих. Несправедливо подвергать невинное создание таким испытаниям ради его многочисленных сверстников и даже ради его самого.
– Тебе бы в иезуиты податься, – ответила Мэри-Дедра. Потом, обратившись к монаху, добавила: – А ты, брат Анатолий, лучше бы помолился за нас, а не проповедовал, не читал нам мораль. Если, конечно, действительно желаешь помочь.
Малыш, напуганный ее громким голосом, опять начал плакать.
Анатолий Горчаков героическим усилием сдержал рвущийся из груди достойный ответ.
– Боже милосердный, – успокоившись, зашептал он, – не поскупись на милость Твою, одари ею несчастную мать и страждущее дитя, облегчи их страдания. Да не введи нас во искушение, отврати от лукавого.
– Поискал бы, брат, молитву подейственней, – неожиданно вмешалась Элизабет. Она подошла к монаху сзади, голос ее был неприятно холоден. – Припозднился ты с просьбами о милости как по отношению к Дедре, так и ко мне.
Монах отпрянул от нее, а Элизабет уже мысленно обратилась к Минанану:
«И может, поздно для всей Многоцветной Земли».
Минанан: «Что предвещают твои слова?»
Элизабет: «Я только что беседовала с Бэзилом и королем, потом пришлось мысленно поискать доказательства их искренности. Все сходится. Эйкен и молодые североамериканцы договорились вместе работать над тем, чтобы открыть „врата времени“ со стороны плиоцена. Марк Ремилард со своими соратниками направился в Европу, пытаясь любым способом сорвать их планы».
«Великая Тана! Это может привести к падению в Абсолютный Мрак», – ужаснулся Минанан.
Между тем старый монах-францисканец во все глаза глядел на Элизабет. У него перехватило дыхание – женщина казалась необыкновенно красивой и недосягаемой, словно явилась сама Афина Паллада. Ее платье из черного шелка, украшенное крупными рубинами, с широким воротником и алыми лентами, длинные, свободно ниспадающие на плечи волосы, на которых сверкали капельки росы, придавали ей неземной вид.
– Ступай, брат, и помолись за нас, – с улыбкой произнесла она. – Прямо сейчас. Подай пример веры в Божье милосердие, а мы займемся своими делами.
У этой суки холодное сердце, подумал монах. Теперь понятно, почему бедная Амери отказалась от нее…
Он уже было совсем собрался оставить их – пусть беспрепятственно занимаются недоступными человеческому разумению манипуляциями. Что ему до них, лишенных сердца, а может, и души. В этот момент ласковое, успокаивающее дуновение мысли коснулось его разума. Никогда не носивший торквеса, он тем не менее знал, что Минанан способен проникнуть в святая святых любого человека – в его мысли. У него достаточно для этого сил. И словно горный поток – присмиревший, прохладный, целительный – затопил его разум. Не переживай, братец, мы с тобой одной беды дети. Обоим, видно, суждено быть всегда рядом с этой ужасной женщиной. Таков наш удел. Будь что будет. Не трусь, Анатолий Северинович!
Он потоптался у порога, повздыхал, потом повернулся.
– В воскресном служебнике есть молитва, которая больше других пришлась мне по душе, – промолвил монах. – Она как будто создана для нас, очутившихся в плиоцене.
Царю небесный, отче наш, иже везде сый и все исполняй, яко Твое есть царство, и сила, и слава. Да будет воля Твоя, открой нам истину, ибо то Душа Твоя. Пришел час узреть красоту Твою вечную, и мощь, и милосердие.
Сыне Божий, завершение всего, переступивший время, спаси нас, грешных, яви чадам Твоим мудрость Господню, открой нам очи правде, пребудь с нами в красоте своей. Аминь.
– Теперь можно и уходить. – Он несколько раз перекрестился. – Вы же займитесь, чем собирались, а я, пока совсем не стемнело, пойду грибков пособираю. Сентябрь скоро – уже должны грибки пойти. Деньки стоят теплые. Я большой охотник до них, еще с Сибири.
Он приблизился и несколько раз перекрестил ребенка.
– Брат, можно я пойду с тобой? – обратилась к нему Мэри-Дедра.
– Конечно, родная, только собирай сама, делиться с тобой я не буду.
Элизабет и Минанан, объединившись, оказались как бы подвешенными в огромном сверкающем каркасе спутанных подвижных световых нитей, окружающих и пронизывающих их. Это был психокинетический аналог разума ребенка, развернутого во многих невидимых измерениях, – сюрреалистически подсвеченный и в то же время излучающий свет. Кое-где сияние насыщалось багровыми, лиловато-отечными тонами – эти области и обследовали великие целители. Весь остов казался живым существом, разряды пробегали вдоль световых нитей, ветвились, гасли, неожиданно вновь вспыхивали в нервных узлах. В излучающем свет пространстве стремительно, словно метеоры, проносились искры, рассыпаясь дождем.
