Джон Робертс - Конан и сокровища Пифона
— И ему понадобилась помощь? — спросил Конан. — Кто-то, кто бы добыл для него эти сокровища?
— Именно так. Он уже собирался снарядить экспедицию и строил свой собственный корабль, когда вдруг в Кеми объявился Марандос со своей историей о путешествии к Рогам Шушту. Сетмес увидел в этом знамение, как будто сам Маат дает ему понять, что пришло время отдать сокровища тому, кто так долго хранил и берег их тайну. Так почему не поручить это предприятие человеку, который уже знает и водный путь, и земли в тех краях? Потребовав от Марандоса определенных… клятв, он согласился снарядить его второй поход.
— Каких клятв? — спросил Вульфред.
— Он требовал всего! — резко сказал Ульфило. — Если сокровища не будут найдены, он требовал наших земель, наших титулов, даже его жену!
— Это правда? — Конан повернулся к Малии.
Она высоко вскинула голову, но подбородок у нее дрожал.
— Да. Если Сетмес останется хоть чем-то недоволен, я становлюсь его собственностью.
Вульфред презрительно фыркнул:
— Эта клятва незаконна, а значит, не имеет силы, потому что он был не вправе требовать от вас таких обещаний. Почему вы просто не рассмеялись ему в лицо?
— Боюсь, что эта клятва — несколько иного рода, — ответил Спрингальд вполголоса. — Какой-то совсем необычный стигийский договор, полный страшных проклятий. Марандос подписал его собственной кровью, а поскольку кровь у братьев общая, то они оба связаны этой клятвой.
— А Малия? — спросил Конан. — Она ведь не родня по крови?
— Это всегда можно обойти. Короче говоря, она тоже связана этой клятвой.
— А ты сам? — поинтересовался Конан.
— Ведь именно благодаря мне они вообще здесь, значит, я тоже несу определенную ответственность. И потом, — он выразительно пожал плечами, — сокровища здесь, и я хочу получить свою долю.
— Это-то я как раз могу понять, — заметил Вульфред, — хотя все остальное очень меня смущает.
— А теперь, если вам все ясно, — сказал Ульфило, — пора расходиться, впереди — пустыня, и завтра рано выступать.
— Все ясно? — переспросил Конан. — Далеко не все. Но на сегодня достаточно.
Путешественники устроились на ночлег.
На следующее утро Конан проснулся раньше остальных. Солнце еще не встало, и только серая полоска далеко на востоке предвещала зарю. Он встал, потянулся, с удовольствием вдыхая прохладный утренний воздух. У тлеющего костра, опираясь на копье, дремал часовой. Конан осмотрелся в поисках Гомы, но того поблизости не было.
Вскоре зашевелились и остальные. Поднялся Вульфред и начал распинать своих матросов, чтобы они готовились к предстоящему переходу. Когда он наконец подошел к Конану с пожеланиями доброго утра, восток уже ярко алел, окаймленный бледно-голубой полоской.
— День будет подходящий, — сказал ванир. — Не жарко.
— Пока солнце не поднялось, — ответил Конан. Он взглянул назад, туда, откуда они пришли, на склон горы. — Возможно, нам придется… Кром! Что это еще? — На вершине горы он заметил какую-то точку.
— Что? Что там такое? — Вульфред посмотрел в ту сторону, куда показывал Конан. — О Имир!
Они видели металлический блеск. Солнце, хотя еще и не поднялось над их головами, уже бросило луч на вершину горы, который и был отражен этим металлом.
— Там люди, — сказал Конан. — По нашим следам идет вооруженный отряд.
— Думаешь, дикари?
— Нет. Ты видел, какие у дикарей копья. Они их не чистят, а просто смазывают жиром от сырости, и металл покрывается слоем грязи. Они не могут так блестеть. Это наши друзья с черного корабля.
— Стигийцы?
— А кто же еще? Они идут за нами по пятам от самого Кеми, все время где-то рядом.
Ванир крякнул и поскреб бороду:
— Умный наблюдатель не отпускает свой объект слишком далеко, но это уж чересчур.
— Они не просто следят за нами, — сказал Конан, когда увидел, что на вершину поднимаются все больше и больше вооруженных копьями людей. — Они хотят, чтобы мы своими силами добыли сокровища, а потом собираются его отнять.
— Если они и в самом деле так думают, их ожидает некоторое разочарование, — сказал Вульфред. — Моя команда, может быть, не самая образцовая и не самая послушная, но драться умеет.
— Да, согласен, но бойцов у нас становится с каждым днем все меньше и меньше.
— Но и у тех, наверное, тоже есть потери. Они ведь идут тем же путем.
Слушай, Конан, может быть, пока не стоит рассказывать обо всем этом остальным?
— Пожалуй, ты прав, — согласился киммериец.
— И аквилонцам тоже.
— А им почему? — спросил Конан.
— Мы знаем, какой Ульфило. Он отличный воин, в этом нет сомнения, но у него обостренное аристократическое чувство собственного достоинства. Если он решит, что этот стигийский жрец его предал — а так оно и есть, — он захочет повернуть назад и встретиться с ним в честном бою. А мы к этому не готовы. Для сражения нужна хорошая подготовка и выгодная позиция.
— Да, так будет лучше всего, — согласился Конан.
Вульфред хлопнул его по плечу:
— Так давай, иди вперед, надо вести людей через пустыню.
Конан смотрел, как Вульфред пошел к костру. Он понимал, что молчание пока — самое лучшее. Ванир хитер и прекрасно справляется со своей командой, но все же Конан не очень-то ему доверял. Он опять посмотрел вверх, на гору. Стального мерцания больше не видно. Видимо, через вершину перевалил уже весь отряд, но сколько их там, Конан сказать не мог. Впрочем, скоро все разрешится, может быть, даже слишком скоро.
Они наполнили водой свои бурдюки, напились в последний раз и выступили в путь.
— А где Гома? — спросил Ульфило. — Этот черномазый негодяй нас бросил?
— Мы его скоро нагоним, — ответил Конан. — Он странный и по каким-то своим причинам хочет идти с нами. Он где-то рядом.
— Не так уж и плохо, — заметила Малия, окидывая взглядом голую землю, простиравшуюся вокруг. — Твердая почва под ногами, не так противно, как в джунглях, и идти легче, чем в гору. — Никогда еще за все путешествие она не выглядела такой свежей и веселой.
— В пустыне трудности совсем другие, — отозвался Конан. — Жара и сушь — вот что здесь самое страшное. А взять воды вдоволь все равно нельзя, потому что много уходит с потом. Остается только надеяться, что дотянешь до следующего источника.
— Мне кажется, что эти мешки с водой совершенно бесполезны, — сказал Спрингальд, за спиной у которого висел довольно вместительный бурдюк, под тяжестью которого он уже не бежал своей обычной трусцой, а шел медленно и с трудом. — По-моему, из-за лишней тяжести только сильнее потеешь. Лучше уж просто умереть от жажды, зато с относительным комфортом.
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/103310/103310.jpg)
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/104290/104290.jpg)
