Леонард Карпентер - На запретном берегу
Турио молчал, с ненавистью глядя на Конана. Киммериец ждал. Расчет его был точен: с одной стороны, молодой капитан был польщен тем, что его заслуги командира наконец признаны главнокомандующим, с другой — оставаясь в лагере, он получал в полное свое распоряжение половину всей армии.
Глядя на то, как на лице юноши отражаются самые противоречивые чувства, Конан еще подлил масла в огонь:
— То, что я сделал, я собирался сделать с самого начала, и этот план был принят королем и Каспиусом. Поэтому, прощаясь с Зурфаром — небезызвестным вам караван-баши, — я сделал ему одно предложение. Караван туранских купцов, знакомцев нашего караван-баши, будет ожидать вас чуть ниже по течению. Они обещали заплатить одной двадцатой от суммы всего товара. Уже сейчас мы можем готовить верблюдов для путешествия, и я уеду уверенный, что вы тут не пропадете. На сборы должно уйти дня два или три.
Турио снова покачал головой, но уже по другому поводу.
— Ты в самом деле собираешься оседлать верблюдов и отправиться на юг, прямо в лапы к зуагирам? Мне одной встречи с ними хватило, чтобы понять, насколько легко они догонят любой караван. Тебе придется с ними драться трижды в день…
— Именно за этим я оставляю в крепости тебя, мой бесстрашный капитан! — улыбаясь, сказал Конан. — Ты схватишь здесь зуагиров за горло и не отпустишь, пока я не уйду достаточно далеко! Уж это ты, надеюсь, сумеешь сделать?
Глава 16
ВДОЛЬ БЕЛЫХ КОСТЕЙ
Бесчисленные банды зуагиров, подобно стаям голодных степных волков, скитались по пустыне белыми смерчами. Ярости их не было предела.
Шемиты должны были заплатить сполна за свою слишком легкую победу у Стикса. Как раз на днях из выстроенной ими на побережье крепости вышел караван тяжело нагруженных верблюдов в сопровождении большого отряда всадников. Проводив караван до края нагорья, всадники вернулись в лагерь, а шемиты остались в пустыне лицом к лицу с врагами более страшными, чем банда кочевников: беспощадным солнцем, выжженной землей и нехваткой воды.
Такова была расстановка сил, когда несколько дней спустя караван шел краем Большого Ущелья Стикса. Тропа была помечена так ясно, что невозможно было сбиться даже в темноте: ее устилали белые кости всех тех, кто не смог выстоять в схватке с пустыней. Словно огромная общая могила людей, верблюдов, мулов и лошадей, тянулась она через пески.
Конан вел своего жеребца в поводу, не отягчая своим телом и без того навьюченное животное. Рядом с ним на понурой, вздыхающей под солнцем кобыле ехал Каспиус. Седобородый, с вечно прищуренными глазами, в своих неизменных белых одеждах и с влажным платком на голове, он был вылитый зуагир.
— Ну, старик, — обернулся к нему Конан, — ты попрежнему не жалеешь, что присоединился ко мне? Должен тебя предупредить, что мы сейчас очень близки к весьма небогатому выбору: либо возвращаться к реке за водой, либо препоручить себя милости Митры и искать источник в пустыне.
Он ткнул подбородком вбок, где, как они оба хорошо знали, за темными утесами и пустыней с помеченной костьми тропой, летел сквозь ущелье черной змеей неутомимый Стикс.
Старый лекарь разлепил сухие губы и улыбнулся, покачав головой:
— Нет, бесстрашный мой военачальник, я не сожалею, что пошел с вами, — ни тогда в Баалуре, ни теперь. Здесь, конечно, жарковато, но очень интересно. — Он кивнул на птицу, только что поймавшую зеленую ящерицу и теперь пристроившуюся пообедать на иззубренном лезвии меча, торчащего из песка. Чуть дальше видны были кости скелета, в руке которого когда-то был этот меч. — Как вы правильно заметили, Конан, не все можно узнать из книг. И я, можно сказать, сейчас наверстываю упущенное. Конан кивнул:
— Да, здесь есть чему поучиться. Кто мог, например, предсказать, что, следуя вверх по полноводной реке, мы в конце концов будем изнывать от жажды? — Он взболтнул флягой: она была почти пуста. — Проклятье! Я уже трижды высылал всадников, но воды они так и не нашли.
Караван верблюдов и наиболее выносливых лошадей длинной цепью растянулся по белому следу, огибая серые, занесенные песком утесы Большого Ущелья. Вокруг, сколько хватало глаз, простирались пески или камни, сухие колючки какого-то кустарника лишь увеличивали жажду. Каменные склоны полого поднимались, и, как ни мал был этот подъем, он очень утомлял и людей, и терпеливых животных. Этим утром они вышли на широкое плато, гигантским карнизом нависавшее над рекой, и теперь двигались вдоль него.
— Меня вот уже который день мучает одна мысль, — проговорил Каспиус. — Мне кажется, что мы все дальше уходим в прошлое. Вспомните, Конан, сначала мы поехали в Асгалун, город недавнего прошлого для вас и королевы, затем вышли в Стикс и поплыли мимо гробниц, которым, быть может, уже тысячи лет… А теперь мы идем вдоль огромной могилы по камням, которые здесь стояли до городов и пирамид, а быть может, и до того, как человек написал первое свое слово на обрывке пергамента… Стикс — древнейшая река, говорят, она течет и в царстве мертвых. А что, если ее истоки кроются в начале всех начал? И мы идем к ним, самонадеянные безумцы, полагая, что нам хватит на это жизни…
Конан на это мог бы возразить, что за свою не столь долгую жизнь он уже второй раз идет к истокам Стикса, но лекарь явно имел в виду что-то другое, и киммериец промолчал.
Внизу черной змейкой извивалась река, и у Конана не было никаких сомнений в том, что истоки ее — не более чем какой-нибудь небольшой ледник в горах. Подумав о леднике, киммериец неслышно выругался. Он много бы дал за то, чтобы оказаться сейчас среди родных снегов. Эта проклятая речушка дразнила его и его солдат близким присутствием воды, пригодной для питья. Она всегда была на виду, но никакие веревки не могли дотянуться до дна этого гигантского ущелья. Вода была — но ее не было. От этого еще больше хотелось пить и еще суше казался ветер, что дул им в лица, оседая песком на губах.
Слуха Конана коснулся тихий крик. Он обернулся и увидел тонкую фигурку, балансирующую на краю карниза. Не удержав равновесия, человек упал, и новый крик раздался снизу, но такой тихий и неясный, что Конан в первый миг помотал головой, полагая, что это был морок, наведенный черной чародейской рекой. Люди стояли над обрывом, также недоуменно помаргивая, не понимая, привиделось им или нет. Но эхо еще летело над скалами, и киммериец на всякий случай распорядился:
— Всем отойти от края! Будете зевать — и речные призраки утянут вас на дно одного за другим! Если еще раз я увижу кого-нибудь ближе, чем в десяти шагах от края, сброшу вниз без всяких духов, собственными руками!
![Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]](/uploads/posts/books/11728/11728.jpg)
