Роберт Говард - Соломон Кейн. Клинок судьбы
Его сердце рвалось в далекие жаркие южные страны, которые он повидал в своих странствиях, но иное видение заслоняло их — видение смеющегося девичьего лица в обрамлении золотистых кудрей. Эти чудесные глаза, источавшие такое тепло, до которого далеко было золотым лунам тропических ночей. Стоило представить их себе, и унылые пустоши, казалось, озарял солнечный свет…
Однако вскоре на смену любимому лицу явилось другое — злобно-насмешливое, с черными безжалостными глазами и язвительно искривленным ртом под узкой полоской черных усов. Джек Холлинстер непроизвольно ругнулся…
Низкий, звучный голос, неожиданно раздавшийся неподалеку, прервал поток божбы, сорвавшейся с его уст.
— Молодой человек, — сказал этот голос, — слова твои — кимвал бряцающий. Шума много, но смысла ни на ломаный грош.
Джек вертанулся на месте, хватаясь за шпагу. На большом сером валуне сидел незнакомец. Как раз когда Джек повернулся к нему, человек поднялся и развернул широкий черный плащ, висевший у него на руке.
Холлинстер с любопытством уставился на незнакомца. Этот человек невольно привлекал внимание… и не только. Начать с того, что он был на несколько дюймов выше Холлинстера — а тот и сам был отнюдь не среднего роста. На поджаром теле не было ни унции не то что жира — даже и лишнего мяса. Тем не менее человек не казался ни хрупким, ни болезненно-тощим. Отнюдь, отнюдь! Широкие плечи, мощная грудь, длинные руки и ноги — все говорило об исключительной силе, выносливости и быстроте. То есть о том, что человек был прирожденным воином, фехтовальщиком. Длинная, ничем не украшенная рапира на поясе только служила этому подтверждением.
Когда-то Джеку случилось видеть в сибирских степях огромных серых волков с подведенными животами. Так вот, незнакомец заставил его вспомнить именно об этих волках.
Но в первую очередь его внимание приковало лицо: довольно длинное, гладко выбритое и угрюмо-бледное. В сочетании с ввалившимися щеками эта бледность придавала ему почти безжизненный вид… но только до тех пор, пока вы не заглянули ему в глаза. Они горели трепетной жизнью и громадной энергией, которую сдерживала и направляла железная воля. Джек Холлинстер посмотрел прямо в эти глаза, ощутил их странную, холодную гипнотическую власть… и так и не понял, какого они были цвета. Серый лед древних ледников сливался в них с бездонной синевой северных морей. Густые черные брови низко нависали над ними, производя вполне мефистофельское впечатление.
Одежда незнакомца была аскетически проста, что полностью соответствовало его облику. На мягкой широкополой фетровой шляпе не оказалось даже пера. Все остальное тоже было темным, без каких-либо драгоценностей или украшений. На длинных сильных пальцах — ни перстня. Не было камней и на рукояти рапиры, а клинок покоился в простых кожаных ножнах. Ни серебряных пуговиц на облегающем черном камзоле, ни блестящих пряжек на башмаках…
Единственным цветным пятном, нарушавшим строгую монотонность одеяния, был широкий матерчатый кушак, на цыганский лад завязанный вокруг талии. Из переливчатых складок зеленого, явно восточной работы шелка выглядывали рукояти кинжала и двух тяжелых пистолетов.
Холлинстер безмолвно рассматривал странного пришельца, пытаясь сообразить, откуда тот здесь появился, столь странно одетый, да еще и до зубов вооруженный. По внешнему виду он смахивал на пуританина, хотя…
— Как вы тут очутились? — спросил Джек без обиняков. — И как вышло, что я вас заметил, только когда вы со мной заговорили?..
— Я пришел сюда тем же способом, что и все порядочные люди, молодой сэр, — прозвучал в ответ низкий голос. Незнакомец завернулся в свой черный плащ и вновь уселся на камень. — На своих двоих. Что же до твоего второго вопроса… Когда человек до того погружается в свои мысли, что начинает всуе упоминать имя Господне, он не замечает ни друзей — и это поистине стыдно, — ни врагов, что вполне может довести его до беды.
— Но кто вы?..
— Мое имя — Соломон Кейн, молодой сэр. Я безземелен… хотя и жил когда-то в Девоншире.
Джек наморщил лоб, напряженно соображая. Если пуританин вправду был из Девоншира, где же он умудрился растерять характерный девонширский акцент? Если судить только по выговору, его родиной могла быть любая часть Англии, хоть на севере, хоть на юге. И Джек спросил:
— Вы, сэр, наверное, много путешествовали?
— Бывало и так, юный сэр, что Провидение направляло мои стопы в весьма отдаленные страны.
Тут Холлинстера осенило, и он уставился на своего странного собеседника со вновь пробудившимся интересом:
— Погодите, вы, случайно, не были капитаном во французской армии, и если так, то не доводилось ли вам сражаться при…
И он назвал место.
Чело Кейна покрыла тень.
— Истинно так, — сказал он. — Однажды мне пришлось возглавить банду богомерзких негодяев, о чем я и вспоминаю с величайшим стыдом… хотя и в тот раз мы дрались за правое дело. Увы, при взятии города, о котором ты упомянул, именем этого самого дела было совершено множество омерзительных преступлений, отвративших мое сердце от… Ну да ладно, с тех пор утекло немало воды, и я надеялся, что сумел утопить в море не одно кровавое воспоминание. Но коли уж мы заговорили о море, юноша… Что ты можешь сказать мне вон о том судне, со вчерашнего рассвета стоящем там, вдали от берега?
Худой палец ткнул в сторону моря. Джек только покачал головой:
— Слишком далеко… Не могу ничего разглядеть.
При этом он снова заглянул в сумрачные глаза Кейна — и нимало не усомнился, что эти глаза были способны пронизать любое расстояние и прочесть даже самое имя на борту далекого корабля. Для них, казалось, не было ничего невозможного.
— И в самом деле далековато, — сказал Кейн. — Однако сдается мне, что я узнаю оснастку этого судна. И еще мне сдается, что неплохо было бы повидаться с хозяином корабля!
Джек промолчал. Поблизости не было гавани, но в тихую погоду корабль мог бы подойти к самому берегу и встать на якорь прямо за рифом. Интересно, кому он принадлежал? Контрабандистам, наверное. Побережье здесь было довольно безлюдное, таможенные чиновники наведывались редко, и незаконная торговля процветала вовсю.
— Слышал ли ты когда-нибудь о Джонасе Хардрейкере, которого люди прозвали по имени хищной птицы-рыболова — Скопой?
Холлинстер даже вздрогнул. Это страшное имя было известно по всем побережьям цивилизованного мира, ибо тот, кому оно принадлежало, заставил трепетать перед собой все моря, и теплые, и холодные. Джек всматривался в лицо Кейна, пытаясь по нему что-нибудь прочесть. Но бездонные глаза оставались непроницаемы.
