Дмитрий Казаков - Аллоды. Игра в чертогах смерти
Один из лежавших на камнях «трупов» зашевелился и застонал.
– Это ненадолго, – пообещала Ульфа.
Гибберлингка махнула лапкой, после чего ее братья быстро добили раненых.
Поле боя с десятком свежих трупов осталось позади, потянулись стенки ущелья, где была засада. Когда вновь выехали на открытое пространство, то в небе с восточной стороны от горного хребта кружили понемногу опускавшиеся стервятники.
Во второй половине дня пейзаж начал меняться, холмы понемногу измельчали, а затем и вовсе сошли на нет. Потянулась гладкая, точно стол, равнина цвета ржавчины, изрезанная бороздами вроде тех, что оставляет на поле плуг, вот только что за безумец решил вспахать этот участок и на какой урожай он надеялся?
Когда в одной из бороздок блеснул металл, Головешка в первый момент решил, что ему показалось.
– Ух ты, глянь-ка! – воскликнул Велигор. – Это же меч!
Нет, не показалось… в «ранах» на шкуре степи валялись куски железа, изогнутые и перекрученные, и среди них попадались совершенно не деформированные и не тронутые ржавчиной предметы.
Меч, а вон торчит остроконечный шлем, выглядевший так, словно его носили вчера, вилы, что-то вроде бронзового гребня для волос, но такого размера, что у человека голова пройдет между зубцами.
Храмовник наклонился в седле, чтобы подцепить двуручный меч с рукоятью из белоснежной кости.
– Стой! Не трогай! – воскликнул Тронд. – Тут все пропитано смертью!
– А? – Велигор отдернул кисть.
– Я не чувствую никакой магии… – протянул Головешка, но посмотрел на серьезные мины всей троицы гибберлингов, и решил, что и на этот раз лучше будет с ними согласиться.
– Это не чары, это некое… – Ульфа поводила руками в воздухе, словно пытаясь обрисовать нечто круглое, – чуждое, отвратительное, невероятно древнее… иное, непохожее… Нити другого цвета, не настоящие, не полные жизни, как наши, а бесцветные, призрачные…
По физиономии Велигора было видно, что он ничего не понял, но уточнять храмовник не стал.
Еще через несколько километров Головешка разглядел на горизонте черное пятнышко. Оно приблизилось, и стало ясно, что это крепостная башня, обгорелая и покосившаяся, с огромным проломом в одном из боков, но непонятно почему не развалившаяся.
– Кто-то в этих местах жил, – задумчиво протянул эльф, озирая окрестности. – Сарнаут был тогда единым миром, а не набором разбросанных по астралу обломков.
Вскоре после первой башни увидели вторую, на этот раз темно-багровую и наполовину разрушенную. Затем появились выступающие из земли стены, похожие на сточенные зубы, копыта застучали по камням, что выглядели обтесанными и лежали аккуратными рядами.
Солнце к этому времени опустилось к горизонту, начало темнеть и стало ясно, что руины светятся, что по ним бегают желтые и рыжие искры, а башни закутаны в ореол из призрачного синего пламени.
– Честно говоря, не хотелось бы мне здесь ночевать, – проговорил Велигор, оглядываясь. – Могущество истинной веры конечно велико, но здесь она, как ни печально, кажется мне отчего-то несколько менее истинной, чем когда я нахожусь на Умойре или Ингосе… Да простят меня все Покровители, чье благословение должно быть силой даже в этом краю.
– Ты ошибаешься, – голос Ульфы прозвучал напряженно. – Тут нет иных сил. Истинно.
– Ага, – поддержал ее Свен.
– Если хотите, то будем двигаться, пока это не закончится, – сказал Головешка как можно более небрежно: ему самому было не по себе на этой безмолвной равнине, среди древних развалин, но настоящий эльф никогда не признает, что может испытывать страх.
Солнце ушло совсем, накатила тьма, а они все ехали и ехали в призрачном танцующем свете, пересекали стены, что когда-то могли сдержать атаку врага, а ныне не остановят и кошку.
Среди башен ходили раскоряченные тени, похожие на человеческие, размахивали руками. Из спрятанного за сиянием мрака доносились звуки, напоминавшие смех, плач, страстные стоны, иногда Головешка слышал шум шагов, настолько отчетливый, что хватался за меч.
Но его магические чувства по-прежнему молчали, словно вокруг не было ничего.
Сгинуло ощущение времени, казалось, что эти будто покрытые ржавчиной руины будут тянуться бесконечно.
– Все, конец, – сказала Ульфа, и только после этого Головешка сообразил, что развалин впереди нет, что там лежит обычная ночная степь, колышется под ветром сухая трава, виднеется на горизонте одинокий холм.
– Слава тому, кто заботится и думает обо всех детях Света, – пробормотал Велигор слабым голосом. – Уж лучше сражаться… убивать, грешить, чем пройти через это еще…
Головешка непонятно почему чувствовал себя грязным, словно влез в липкую паутину, и нити ее остались не только на коже, но и на внутренностях, проникли в голову, забили глотку. Хотелось сунуть в рот два пальца и опустошить желудок, а затем хорошенько вымыться и прополоскать одежду.
– Отъедем немного, и будем разбивать лагерь, – сказал он, борясь с желанием оглянуться.
Когда оно победило, сумел рассмотреть лишь слабое мерцание на горизонте. Облегченно вздохнул, подумал о том, что ни в одном трактате, посвященном описанию Святой Земли, ни в одной книге о магии или древностях этого аллода не встречал описания подобного места.
На ночлег остановились у неглубокой лощины, на дне которой журчал ручеек.
Первую часть ночи Головешка дежурил, и вопреки его опасениям, никто и ничто не нарушило покой путешественников. Зато когда лег спать, то окунулся в настоящий омут из кошмаров, откуда не мог выбраться до первых лучей бледного, какого-то неживого рассвета.
Следующий день провели в седлах, и ближе к закату эльф разглядел на горизонте тонкую зеленую полоску. Она выросла, превратилась в настоящий плетень из громадных, оплетенных лианами деревьев с торчащими там и сям шипастыми ветками.
– Как-то тут плохо с дорогами, – заметил Головешка.
Проломиться через эту массу зелени не поможет никакая магия.
– Рядом есть две тропы, одна на севере, – Ульфа подняла лохматую лапку, – она намного ближе, но нравится мне меньше, чем та, что на юге… Тронд, что ты чувствуешь?
Молчаливый гибберлинг выразительно пожал плечами.
– Понятно. Ничего, – сказала его сестра. – Так что решайте сами, куда ехать.
– А что значит «ближе»? – поинтересовался Велигор.
– До южной около трех километров, до северной будем ехать до ночи, – Ульфа повторила жест брата. – Но обе они через какое-то время сольются в одну… нити бегут. Свиваются.
– Тогда к чему зря тратить время? – сказал Головешка.
Голая и безрадостная равнина плато Коба надоела ему хуже горькой редьки, готов был броситься в какую угодно авантюру, лишь бы убраться с этого открытого пространства.
