Анна Хан - У каждого свой путь в Харад
Саммар – хоть горшком обзови… или нет, постойте… Как же, как же – Саммар! Но как давно это было. Как давно… Полноте, да тот ли это Саммар? – Вых испытующе воззрился на всадника. – Столько годков прошло, не узнать мне… Прятался в этих местах один беглый харадец, прирезавший потловского сотника, да не простого, а княжеского. Много шуму тогда наделал. Столько дружинников шастало – больше чем белок. Чуть весь лес не вытоптали. – Память унесла проводника на четверть века назад. Когда еще не было проезжей колеи – дороги, стрелой вонзившейся в лес, когда бродившие как перекати-поле банды запросто останавливались в деревне на ночлег, а княжеский приказчик перемещался под охраной чуть ли не всей княжеской дружины. – Эх, сумрачное было времечко… Грызня… То князья друг с другом сцепятся, то банды между собой перегрызутся, а то и дружину в леса погонят… Ох и лилось кровушки… Коли тот Саммар, что мне вспомнился, – лихой человече. Силы немереной, отчаянный. Поговаривали, что мстил он люто, резал врагов на кусочки и самому князю подбрасывал каждое утро прямо в залу. А потом он еще и бунт учинил».
Сменялись князья, вспыхивали деревни, горели княжеские светлицы…
А дом Выховых предков меж тем не разоряли, ну и самих жильцов обижали не шибко. Лесные люди нужны были всегда. И тем, и этим.
«А как же, если проклятое болото под боком? Кто банду от княжеской дружины через топь проведет, от погони укроет? Кто князя с его тельниками в лесу под самым носом у врагов спрячет? Одних через лес туда, других обратно… А что поделать-то? Что для простых людей проклятие, для лесных благословением оказалось. Тем и жили всегда. Даром что за ровню себе не считает никто…»
Вых подумал еще немного на эту тему, посмотрел искоса на своих спутников и со вздохом решил, что с того времени мало что изменилось и спокойней стало ненамного.
Когда наконец все успокоилось, вернее, когда все горячие головы упокоились – воевать стало некому и не с кем, тогда люди взялись за лес.
Надо сказать, что поначалу Выхов дом, как и положено дому лесного народа, стоял не на отшибе, поодаль деревни, а на солнечной полянке, где порушил вековые деревья давний бурелом.
Родители родителей Выха расчистили это место, развели огород и крольчатник. Тогда частокол было возводить ни к чему, дикого зверья им бояться причин не было, а люди в такую глушь заходили редко, и то только по делу.
Сначала Выхи (именно так: отца Выха звали Выхом, и их деда, и, называя старшего сына, Вых не отошел от традиции) наловчились торговать с деревенскими жителями кроликами, белкой и другой мелкой зверушкой.
Торговля шла бойко – битое мясо было вкусным, а шкурки шелковистыми. Маленькие торговцы были на редкость сговорчивы и почти всегда сбавляли начальную цену. К нежному и дешевому мясу в деревне пристрастились очень быстро. Но вот незадача – купленные у них на развод живые зверьки в скором времени непременно и таинственно дохли.
Потом выяснилось, что лесные люди прекрасно ладят с проклятым болотом. И Выхи стали водить по лесу людей. Хлопот меньше – выгоды больше.
«Без Выха пойдешь – с дороги свернешь. На проводе копейку зажимаешь – месяцок потеряешь», – стали поговаривать в деревне. Там сразу подметили, что чем лучше оплачена дорога, тем она короче. Даже совершенно прямую дорогу, оба конца которой видны невооруженным глазом, с Выхом и без него можно было пройти за совершенно разное время. В чем была тайна, не знал никто, но за то, что она несомненно была и была весьма удобна, платить никто не отказывался. Знающие люди из близлежащего Рымана нередко заводили в деревню торговые обозы для провода их в Княжград или Потлов. Обычный торговый путь шел по реке и занимал больше двух месяцев. И то, если погода не зашалит и не вздумается ей шуткануть с путниками.
Вых, пользуясь своими знаниями, доставлял всех до требуемого пункта назначения за считаные дни. Иной раз купцы за чарочкой делились соображениями о непонятном свойстве Выховых дорог. То, что все они, какое направление ни возьми, шли через болота, это ни у кого удивления не вызывало. Тут, на левом берегу Бура, куда ни плюнь – одно сплошное болото. А вот куда пропадали непременно должные возникнуть сразу за болотами Харадские горы, было совсем непонятно.
Кто-то считал, что лесные люди располагали тайными знаниями о проходах сквозь горы, в народе сочинялись сказки о древних полуразрушенных тоннелях и видных только в определенные часы под полной луной тесных ущельях. Но слухи эти, как правило, распространяли те, кому услугами проводника пользоваться никогда не доводилось. Купцы же в споры не вступали, хитро посмеивались, лишь между собой перемолвиться могли – что гор-то Харадских на их пути как будто и не было. И даже тень от их кряжей не падала на подводы.
Иной раз проскальзывало в их речах слышанное от проводника простое и ничего не объясняющее другим слово «лазейка». Одни склонялись к тому, что уставшие путники не могли разглядеть гор в густом тумане или запросто просыпали их появление, другие – что это древнее, известное только лесному народу колдовство.
Перейдя полностью на услуги провода, Выхи, чтобы их перестали доставать с кроликами, принесли в деревню особую травку, научили, как ее заваривать, – и падеж ушастых прекратился. Кролики стали размножаться стремительно, и уже покупать их никому в голову не приходило, впору было самим начинать торговлю.
К слову сказать, это была проверенная схема. Уже несколько веков сначала для налаживания связей с местным населением внедрялись кролики, потом – услуги провода.
И можно было бы сказать, что жизнь свою Выхи на новом месте наладили, если бы не одно «но». Под натиском начавшегося в округе строительства лес отступал. Обнажались холмы, зверье уходило в чащу. Когда вокруг лесного домика вырубили последние деревья, на семейном совете было решено перебираться к родне в Северные леса. Там для них уже была присмотрена очередная солнечная буреломная полянка.
Родители Выха, обе замужние сестры и семьи двоюродных братьев перебрались при первой же возможности. В большом теперь доме остался сам Вых и его младший брат с семьей. Жена Ниха была в бремени, и он боялся пускаться с ней в такой далекий путь. Так они и жили некоторое время, пока Ниху однажды крайне не повезло с провозом. Он ушел с путниками по дороге в Харад и пропал. Вых забил тревогу, пустившись на поиски, и просил всех лесных людей оказать помощь и найти его брата. Организованная им кампания была в самом разгаре, как вдруг Них вернулся сам.
Бледный, дохлый и отказывающийся что-либо рассказывать. Поперек спины был шрам, оставшийся от глубокой раны, сшитой чьими-то умелыми руками, а в сердце малорослика поселился страх. Перед всеми и перед всем.
Ставший неразговорчивым Них, как только пришел в себя и набрался сил, собрал все необходимые для переезда вещи и уехал вслед за отбывшими ранее родственниками. Вот так и вышло, что вся семья уехала, а Вых поперек всех – остался.
Сначала он тосковал и даже жалел, что не сорвался с места вместе со всеми. Но потом прошло время. Он попривык. И влюбился в смешливую девушку из деревни. Да так сильно, что надумал жениться. Родственники были, конечно, против. Не следовало ему, нарушая обычаи, приводить в дом женщину другого народа. К слову сказать, Леветинина родня так вообще была в ужасе. Соседству с Выхами они были рады, но за людей их все же не признавали.
Но время шло, один за другим родились дети, и гостившая по праздникам лесная родня уже принимала Леветину за свою кровь, а деревенские перестали плеваться через плечо после его ухода и за глаза называть «нежитью». Так и стал Вых для одних зятем, для других свояком, а для третьих – сородичем.
Старшие сыновья Выха получились рослыми, в мать. Вых боялся, что и век их будет столь же недолог, сколь короток он у деревенской ребятни. Хотя многое, очень многое передалось им от отца. Едва заметные тропки они читали не хуже его самого, лазейки чуяли уже больше чем на лигу вокруг и с зверьем лесным управлялись лихо, так что надежда в Выхе еще теплилась.
Надежда на то, что в его детях больше от природы, чем от людей.
Гыд и Рина ждали попутчиков на краю самой дальней лесной вырубки. Дорога обрывалась, за этой рукотворной поляной не было уже ничего людского.
– Чисто все. – Гыд спрыгнул с ветки.
– Совсем никого, – промурлыкала девушка, – даже жалко…
Деревенский парень на подводе делано закашлялся. Он подождал, пока все обернутся, перестал кашлять и сказал:
– Извиняйте, конечно, но телега дальше не проедет. – Он скованно повел рукой в сторону зарослей и пояснил вслух, для тех, кто все еще не понял: – Лес там…
Ауриса отпустили с миром. Раненого с подводы переложили на импровизированные носилки из прочных реек и двух плащей. Закрепили их промеж двух гнедых. Перед этим монах что-то долго шептал над раненым и водил ладонями, не касаясь самого тела. В какой-то момент человек открыл глаза. Шелест приподнял его голову и смочил губы жидкостью из фляги. Остановившийся взгляд немигающих глаз прошел сквозь Выха, словно не замечая его. Раненый, несомненно, был погружен в то странное бессознательное состояние, которое все это время удавалось поддерживать монаху.
