Макс Ридли Кроу - Сага о героях. В поисках Пророка. Том I
– Со временем привыкнете ко мне, – сказал я вслух.
– Я бы на вашем месте не слишком на это рассчитывал, – возразил Ивар. – Посмотрите на меня, господин Мадок. Мне тридцать шесть лет, у меня трое детей, и я служу в страже, чтобы иметь возможность их прокормить. Поверьте, я такой не один. И вдруг над нами ставят сопливого мальчишку, которому даже форму помогает надеть слуга.
Хм, ну про слугу-то, я надеюсь, он просто угадал. Иначе я поверю, что он следит за мной, а эта мысль кажется мне пугающей. Я не стал говорить вслух, насколько мне плевать на то, как ко мне относятся неудачники, которые за всю свою жизнь не смогли добиться ничего, что можно было бы передать по наследству своим детям. Думаю, Ивар это тоже прекрасно понимал, просто решил высказаться, пока находится в выигрышном положении и ничем не рискует. Что ж, я буду благороден и прощу ему эту выходку.
– Значит, ты расскажешь всем, что я тебе помог? – уточнил я. – И никакого упоминания о псарне?
– Не думаю, что сгоревшая псарня заслуживает того, чтобы упоминать ее в разговорах, – он пожал плечами.
Отлично, мы друг друга поняли. Остается только надеяться, что отец не станет допрашивать меня, по какой причине его сын отправляется на ночное дежурство в Доки. Единственный способ избежать этого – не возвращаться домой. Потом я смогу что-нибудь придумать, но пока лучше не вызывать подозрений. Ивар дождался того, чтобы я в журнале заменил его имя своим и подкрепил замену печатью, и лишь после этого вышел из моего кабинета.
Я не стал тратить время зря и отправился к сгоревшей псарне. Мне предстояла тяжелая ночь, но я предпочел отложить размышления об этом и сосредоточиться на более важных вещах. Найти новый тайник – вот, что было необходимо сделать. Миновав площадь, я вновь пошел задворками, рассчитывая не только сократить путь, но и не встретить ни одного знакомого лица. Меня слишком разозлил поступок Ивара, потому я опасался, что мне не хватит терпения быть любезным.
Значит, они называют меня Ларсом. Превосходно. В таком случае, мне будет еще проще. Когда тебя уже презирают, нет нужды изображать, что мне есть до них дело. Пусть бесятся, но это я буду ужинать с принцем, и это мой сын унаследует должность капитана стражи.
Я не заметил, как добрался до улицы Семи Песен. Это с приходом нынешнего епископа улица получила такое название. Прежде она именовалась улицей Семи Поцелуев. Подозреваю, что до епископа не донесли смысл этих слов, иначе бы он придумал какое-нибудь другое название. Здесь были бордели. Вернее, конечно, с виду это были цирюльни, лавка благовоний и парочка трактиров, но все горожане прекрасно знали, что их ждет за дверью. Местные мастерицы славились тем, что за семь поцелуев способны превознести своих клиентов на вершину блаженства. Скажу откровенно, я однажды решил проверить, так ли это. Но не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, действительно ли поцелуев только семь. О счете было тяжело думать. Так или иначе, но прежнее название в новой интерпретации вызывало у старожилов только смех. Конечно, из почтения к Церкви (а точнее, из страха), улыбки приходилось прятать. И проститутки теперь могли говорить, что их поцелуи отнесут на небеса, как семь церковных песен.
Днем здесь почти всегда пусто, хотя несколько дежурных девушек стояли в тени сухого дерева, о чем-то переговариваясь и бросая ленивые взгляды по сторонам. Есть некоторые клиенты, что приходят сюда днем. Заметив меня, вернее, мою форму, мастерицы напряглись. Изредка даже у них бывают неприятности со стражей. Но прошел миг узнавания, и девушки расплылись в приветливых улыбках.
– Эй, красавчик! Не заскучал?
– Когда навестишь?
– Мои булочки тоскуют по тебе!
– Как и мои дыньки!
Я махнул в их сторону рукой, даже не оглядываясь. Нет, я не был у них частым гостем. Просто так уж сложилось, что меня тяжело забыть. И не потому, что я, абсолютно пьяный, в компании таких же хмельных приятелей ввалился в их дом и высыпал на стол столько золотых, сколько они не зарабатывают за месяц. А потому что я был сыном капитана стражи, уважаемого человека и героя. Известные люди, ставшие клиентами, поднимают престиж борделя. Вот и мое имя сыграло им на руку. Хотя от отца я тогда выслушал очень многое.
Стараясь больше не столкнуться ни с кем знакомым, я добрался до сгоревшей псарни. Жуткое местечко не для слабонервных людей. Поговаривают, будто в безлунные ночи до сих пор слышен жуткий вой собак, что сгорают заживо. Живущие по соседству пожилые дамы часто жалуются на мигрень или бессонницу, объясняя это тем, что «собаки выли всю ночь, не давая уснуть». Это, конечно, полная чушь. Наш дом стоит неподалеку отсюда, поскольку до пожара это был один из хороших районов города. Окна моей спальни выходят на пожарище, и честно могу сказать: никакого воя я по ночам не слышал.
Нетронутой огнем осталась лишь каменная статуя, изображающая плосконосую собаку с мощной челюстью. Говорят, хватку королевской собаки нельзя разжать, и отпустит свою жертву это животное, только услышав команду хозяина. Если же собаку убить, ее челюсть сведет судорогой, и избавиться от клыкастого капкана будет практически невозможно.
Отодвинув в сторону пучок сухой травы, я раскопал рыхлую землю плоским камнем, похожим на лопату, и достал мой сундучок. Он был на вид совсем прост, но основная ценность его была не во внешней привлекательности. Я купил его у старого торговца, что возит малые партии интересных вещиц из-за моря. Этот сундучок был сделан в землях Сармантии. Конечно, еще в те времена, когда местным жителям было дело до настоящего искусства. Сейчас-то их больше заботит собственное выживание. Подозреваю, что вскоре на территории некогда грозного соперника Дориона не останется ни одного сармантийца, который был бы жив, и при этом свободен. Беженцы расползлись как тараканы по всему свету, утратив свое величие и превратившись в слуг, попрошаек, нищих, проституток и бандитов. Но, тем не менее, сундучок мой служил доказательством того, что прежде Сармантия славилась талантливыми ремесленниками. Дерево было обработано особым составом, защищающим от влаги и огня, а замок невозможно было взломать. Я убедился, что никого поблизости нет, снял с шеи цепочку с ключом и открыл сундук. Мои сокровища были передо мной. Нет, я не смог бы избавиться от них, даже если бы это было необходимо. Вот гребень из слоновой кости. Я взял его на туалетном столике тетушки Дафны около полугода назад. Этот гребень подарила ей моя мать на свадьбу. А этот золотой кулон, который я позаимствовал у одной пышной дамы на очередном званом ужине, напоминал татуировку, которая была на плече моей няньки. Об этой татуировке не знал никто, кроме меня: девушка всегда прикрывала плечи. Мне было пять лет, и я случайно увидел ее обнаженной, когда та мылась. Тогда я ничего не понял, и удивился, что нянька так испугалась. Я рассказал обо всем отцу, и он успокоил меня, что ничего страшного не произошло. Но в тот же вечер нянька исчезла. Уволил ли ее отец, или она сбежала сама – я не знаю. Только много лет спустя я узнал, что подобные татуировки – это символ знатных родов Сармантии. Вероятно, бедняжка скрывалась здесь от своего прошлого, в надежде спастись от расправы: в последнее время среди знатных сармантийцев повысилась смертность.
