Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора

Сасаки Арата расценил молчание Хизаши по-своему и привычно засуетился.

– Пожалуйста, давайте не будем делать преждевременных выводов. Мы все знаем Кенту, будь он собой, он бы ни за что не причинил вреда ни человеку, ни ёкаю. Так что я верю, что он может быть одержим демоническим мечом, но не будем пока списывать на него все зло, что происходит вокруг.

Он улыбнулся, желая сгладить напряжение. В уютной комнате будто бы гулял ледяной сквозняк, так Хизаши ощущал настроение, охватившее их всех после этого разговора. И ни вино, ни угощение не сделали его проще.

– Слишком много всего будто бы случайного, – сказал Хизаши. – Не может быть, чтобы одичавшие ёкаи, одержимый Кента, похищенный Дзайнин, даже мое проклятие не были никак связаны. И еще предсказатели эти… Сейчас вдруг подумалось, что они так или иначе мелькали везде, где бы мы ни оказывались.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Сасаки.

– Я и сам пока не уверен. Просто посудите сами: кто-то из гадателей подсказал той девице из Суцумэ отомстить за унижение, их же братия побывала на Черном острове перед нашим кораблекрушением. Предсказание надоумило лорда замка Мори… – Хизаши замолчал, вспомнив о самом важном. Ведь и он отправился за демоническим мечом не просто так. Ему дали предсказание.

– Ты знаешь этих бродячих гадателей, – ответил Сасаки, – они хоть и считаются одним кланом, но среди них полно мошенников. Особенно среди тех, кто сейчас поклоняется Конран-но ками.

– Как ты сказал? – удивился Хизаши. – Конран-но ками?

– Я слышал, что многие предсказатели возносят ему молитвы как своему богу.

– Но такого бога не существует.

Хизаши ни капли не сомневался. Уж он-то запомнил всех богов в лицо, чтобы проклинать перед сном. О Конран-но ками он даже не слышал.

– Это уже не относится к делу, так что я спать, – заявил Учида и поднялся на ноги. – Спасибо за еду.

Сасаки проводил его растерянным взглядом.

– С ним все в порядке? – спросил он у Хизаши, и тот коротко ответил:

– Мы устали.

Это объясняло все, потому что усталость коснулась не только их тел, но и душ. Хотелось заснуть, а проснувшись, обнаружить, что все ему лишь приснилось.

Сасаки кивнул.

– Я загляну завтра.

Уходя, он забрал пустую посуду, но оставил после себя тонкий шлейф сожаления. Хизаши в нем померещилось то, над чем прежде он бы посмеялся, – надежда.

Поспать не удалось.

Хизаши лежал на футоне, пахнущем свежестью и цветами – наверное, использовали саше, – и очень старался не думать. Получалось примерно так же, как и спать, то есть никак. Наверное, он слишком часто вздыхал, хотя и не замечал за собой подобного, потому что за тонкой перегородкой зашевелился Юдай. Он как раз спал прекрасно, и Хизаши это позабавило. Сразу видно, у кого из них совесть чиста.

– Ты что-то скрываешь, Мацумото, – вдруг негромко произнес Юдай, и Хизаши даже на миг почудился его строгий профиль за расписной бумажной стенкой, но, конечно же, это было иллюзией. – И я узнаю, что именно.

– Чтобы судить меня?

– Чтобы тебя судили другие. У меня пока нет таких прав.

– Все равно спа… спасибо, – сказал Хизаши, кашлянув на середине слова, оказавшегося слишком соленым на вкус. – Что не сделал этого сразу.

– Ты стал слишком часто благодарить, – хмуро бросил Юдай. – Это напрягает.

– Ну уж извини, – огрызнулся Хизаши, но не сдержал улыбки. Кто бы сказал ему три года назад, что он будет не только благодарить человека, но и не испытывать по этому поводу злости. Напротив, стало будто бы легче дышать.

Сон подступил незаметно, воспользовавшись моментом, и, пока оба юноши спали, наступила ночь. Хизаши проснулся, когда уже совсем стемнело. Заглянул за ширму – Юдай лежал на спине, идеально ровный, с расслабленным, таким непривычно гладким без морщинки между бровями лицом, что Хизаши невольно стал двигаться еще тише. На носочках вышел на крыльцо, обулся и, отойдя от павильона, посмотрел в безоблачное небо.

Кёкан казалась идеальным местом, где два мира существуют в гармонии. Здесь даже пахло как-то по-особенному, и магия разливалась в чистом воздухе – черпай не хочу. Может, поэтому Хизаши тянуло на улицу, несмотря на зимнюю прохладу. Он отошел от павильона и остановился на самой высокой точке горбатого мостика, перекинутого через декоративный пруд. В прозрачной воде отражались зеленые огоньки природных духов. Из-за облака выглянула луна, и на зеркальной глади откуда ни возьмись появились крупные бутоны лотосов и, несмотря на неподходящий сезон, раскрылись навстречу серебристому свету. Розовые сердцевины цветов испускали холодное завораживающее сияние. Хизаши наклонился через перила и всмотрелся в нечеткое отражение – красивый юноша в серой юкате, с распущенными, достающими до пояса волосами, вот только в воде его правый глаз ярко сверкал жидким золотом, а пряди шевелились, точно потревоженные змеи, и даже оттенок можно было разобрать – припыленно зеленый, совсем не человеческий. Ночь всегда приоткрывала любые завесы, так и Хизаши под светом луны больше походил на себя настоящего, нежели под светом солнца. Знать бы только, какой он теперь настоящий?

Хизаши с досадой отвернулся и встретился взглядом с хитрыми лисьими глазами.

– Вода в этом пруду показывает истину. – Узкая морда принадлежала зверю, а речь, что выходила из раскрывающейся зубастой пасти, была человеческой. – Но вижу, тебе она не по нраву, названный Мацумото Хизаши, змей-из-под-сосны.

– Я не собираюсь играть в твои игры, – ответил Хизаши, и лиса, парящая над перилами, подпрыгнула и вмиг оказалась с другой от него стороны.

– Не стоило тебя пускать, – посетовала она. – Арата хороший, ему не надо с тобой видеться. Ты мне не нравишься, змей-из-под-сосны.

– Не называй меня так.

– Но ты же не Мацумото и не Хизаши, – удивилась лиса и, не иначе как от этого, перекинулась девушкой, мягко опустившись на перила, да так изящно, что не потревожила ни единой складочки на кимоно. – Как же тебя тогда называть?

Имя вспыхнуло в мозгу так ярко, что стало больно, и Хизаши прижал ладонь к виску. «Ясухиро, – твердил голос в голове. – Ясухиро. Ясухиро, Ясухиро…»

– Я не знаю, кто это! – выкрикнул он и бросился обратно бегом, лишь бы ветер, засвистевший в ушах, заглушил этот голос, так похожий на голос Кенты.

Юдай сидел на террасе и хмуро вглядывался в темный сад. Появление Хизаши его не удивило, он, лишь кивнув, снова погрузился в свои мысли. Видимо, и от него сон ушел и не вернулся.

– Не стоит нам тут задерживаться, – сказал Хизаши в надежде, что не придется ничего объяснять. Так и вышло.

– Согласен. Но сначала надо узнать, как обстоят дела в Дзисин, – Учида замолчал. Хизаши уже и не ждал продолжения, как он все-таки добавил: – Мне здесь не по себе.

Хизаши ничего не ответил, но понял смысл. Обманчивы ли гармония и мир в Кёкан, им лучше не узнавать. Утром, едва рассветет, они отправятся в город и тайно разузнают последние новости. Наверняка поиски продолжаются, но прошло достаточно времени после побега Хизаши и Кенты, чтобы пошли разговорчики. Невозможно утаить такую новость, когда не только ученики, но и действующие экзорцисты частенько захаживают в местные идзакаи или в чайную-сатэн к работающим там юдзё [39]. Слухами земля полнится.

Так и просидели до первых лучей, Хизаши в полудреме, а Юдай – за полировкой нагинаты, которой тоже немало досталось. Приближение Сасаки Хизаши ощутил издалека, выпрямился, а следом уже и Учида увидел приближающуюся фигуру, смазанную сумраком едва отступившей ночи. Арата снова нес завтрак, из чего Хизаши сделал вывод, что в общем обеденном зале им не так рады, как друг пытался показать. Впрочем, не так уж это и важно.

– Мы собираемся выйти в город, – сообщил Хизаши. – Учиду не разыскивают, он будет на виду, а я постараюсь не высовываться.

Арата озабоченно прикусил губу, подумал немного и кивнул.

– Хорошо. Только я пойду с вами.