Аркадий и Борис Стругацкие - Мир Полудня (сборник)
– Земля, Земля… Вэ-шестнадцать, почему молчите? Земля, Земля… Я «Хиус». Вэ-шестнадцать, почему молчите? Даю настройку: раз, два, три, четыре, пять…
Наступило молчание. Дауге и Быков переглянулись. Юрковский задумчиво поглаживал подбородок. Послышались щелчки каких-то переключателей. Богдан со вздохом сказал:
– Ничего, Анатолий Борисович. Тихо, как в могиле.
– Попробуйте снова на длинных волнах.
– Слушаюсь.
После минутной паузы Спицын заговорил снова:
– Ну хорошо, положим, что-нибудь не в порядке с антеннами. Но ведь такую радиостанцию, как на Седьмом полигоне, можно принимать прямо на корпус. Да и что могло бы случиться с антеннами? Ничего не понимаю! Ведь ни звука, ни шороха… Конечно, Ляхов прав. Это все наша скорость… Земля! Земля! Вэ-шестнадцать, почему молчите? Я «Хиус». Даю настройку: раз, два, три…
– Может быть, Юрковский прав и мы действительно провалились в какую-нибудь четырехмерную яму? – сказал Ермаков.
Юрковский гулко покашлял. Ермаков подошел к двери:
– Вы все здесь?
– Здесь, Анатолий Борисович. Сидим, ждем.
– Что вы думаете по поводу этого?
– Я уже сказал, что я думаю… – Юрковский пожал плечами.
– Может быть, может быть… Но от всех этих искривленных пространств очень попахивает математической мистикой.
– Как угодно, – спокойно сказал Юрковский. – Мне это мистикой не кажется. Я думаю, легко убедиться, что это самая настоящая объективная реальность, данная нам в ощущениях.
– И еще как данная, – добавил Дауге.
Ермаков помолчал.
– Где Михаил?
– В кают-компании, вафли лопает.
– Надо будет…
Радостный крик Богдана прервал Ермакова:
– Отвечают! Отвечают!
Все вскочили на ноги. Сухой, надтреснутый голос устало произнес:
– Я Вэ-шестнадцать. Я Вэ-шестнадцать. «Хиус», «Хиус», отвечайте. «Хиус», отвечайте. Я Вэ-шестнадцать. Даю настройку: раз, два, три, четыре. Три, два, один. «Хиус», отвечайте…
– Это Зайченко, – пробормотал Юрковский.
Богдан торопливо заговорил:
– Вэ-шестнадцать, слышу вас хорошо. Вэ-шестнадцать, я «Хиус», слышу вас хорошо. Почему так долго не отвечали?
– Я Вэ-шестнадцать, я Вэ-шестнадцать, – не обращая, по-видимому, никакого внимания на ответ Богдана, продолжал Зайченко. – «Хиус», почему не отвечаете? Почему замолчали? «Хиус», отвечайте. Я Вэ-шестнадцать…
– Мы их слышим, они нас – нет, – сказал Дауге. – Час от часу не легче. Ну-ка…
– Я «Хиус», слышу хорошо, – упавшим голосом повторял Богдан. – Я «Хиус», слышу вас хорошо. Вэ-шестнадцать, я «Хиус»…
– Я Вэ-шестнадцать, я Вэ-шестнадцать. «Хиус», отвечайте…
Прошел час. Тем же монотонным, полным безнадежного ожидания голосом Седьмой полигон вызывал «Хиус». Так же монотонно и устало отвечал Богдан. Седьмой полигон не слышал его. Пространство доносило до «Хиуса» радиосигналы с Земли, но не пропускало его радиосигналы. Ермаков неустанно расхаживал по рубке. Юрковский сидел неподвижно с закрытыми глазами. Дауге барабанил по колену костяшками пальцев. Быков вздыхал и гладил ладонями колени. В рубку, посасывая пустую трубочку, прошел Крутиков.
– Я Вэ-шестнадцать. «Хиус», отвечайте…
Что-то зашуршало и затрещало в эфире. Новый, незнакомый голос ворвался в планетолет, задыхающийся и хриплый голос:
– Хильфе! Хильфе! Сэйв ауа соулз! На помосч! На помосч! Тэйк ауа пеленгз!
Юрковский торопливо поднялся. Замер, остановившись как вкопанный, Ермаков. Дауге схватил Быкова за руку.
– Хильфе! Хильфе! – надрывался незнакомец. – Ин ту-три ауаз ви ар дан… Баллонен… На помосч! Кончается… – Голос потонул в неистовом треске и взвизгивании.
– Что это? – пробормотал Быков.
– Кто-то гибнет, просит помощи, Алексей… – одними губами прошептал Дауге.
– …Координатен… цвай ун цванциг… двадцать два… Задохнемся… Цум аллес…
– Спицын, на пеленгатор, живо! – приказал Ермаков.
– Есть!..
– Ауа пеленгз… тэйк ауа пеленгз… Унзерен пеленген…
– Немедленно идти к нему! – крикнул Юрковский.
– Вопрос – куда?
– Спицын, что у вас там?
После короткой паузы раздался изменившийся голос Спицына:
– Пеленг не берется!
– Как – не берется?
– Не берется, Анатолий Борисович, – дрожащим тенорком простонал Спицын. – Сами убедитесь…
Не сговариваясь, не оглядываясь друг на друга, Юрковский, а за ним Дауге и Быков протиснулись в рубку. Быков заглянул через плечо Ермакова. Тонкая длинная стрелка медленно и вяло кружилась по циферблату, нигде не задерживаясь и слегка подрагивая на ходу. Юрковский выругался.
– Хильфе! Хильфе!.. На помосч… Тасукэтэ курэ! Наши пеленги…
Все растерянно глядели друг на друга. Богдан с остервенением крутил барабан настройки пеленгатора; щелкая рычажками, включал и отключал какие-то приборы. Взять пеленг не удавалось.
– Заколдованное место, – прошептал Богдан, вытирая со лба пот.
– Это позор для нас, – тихо сказал Дауге, – люди гибнут…
Ермаков стремительно повернулся к нему:
– Почему вы в рубке? Кто разрешил? Марш за дверь, вы, трое…
На ступеньках Юрковский присел на корточки и уткнул подбородок в ладони. Быков и Дауге стали рядом.
– На помосч! На помосч! – надрывался хриплый голос. – Эврибоди ху хиарз ас, хэлп!
Быков, затаив дыхание, слушал. Он не знал, кто взывает о помощи, не знал, что произошло там, он чувствовал только, всем существом своим чувствовал страшное отчаяние, сквозившее в каждом звуке этого голоса.
– Если бы только знать, где они находятся!.. – прошептал Юрковский.
– Черт! – злобно выкрикнул Дауге. – Неужели никто, кроме нас, их не слышит?
– Насколько я знаю, кроме нас сейчас в полете не менее семи кораблей. Из них только два – китайский и английский – имеют некоторый запас свободного хода. Но все равно, пока они рассчитают новую траекторию, пройдет не менее часа… Странно, что мы их не слышим все-таки…
– Кого?
– Тех… других…
– Только «Хиус» мог бы лететь без всяких расчетов траекторий, прямо на пеленг, – сказал Дауге.
– Был бы пеленг…
В дверях появился Ермаков, бледный, с блестящими, словно стеклянными, глазами.
– Спускайтесь в каюты, товарищи! – приказал он. – Укладывайтесь по койкам, пришвартуйтесь к ним. Попробуем выскочить из этого проклятого мешка. Ускорение превысит норму в четыре раза – имейте в виду. Дауге, покажете Быкову, как вести себя при перегрузке.
– Есть!
Юрковский поднялся и первым пошел вниз. И тут из рубки раздались новые звуки. Чей-то резкий, уверенный голос на скверном английском спрашивал:
– Ху токс? Хиар ми? Ху токс? Ай тэйкн ёр пеленгз…
