Дуглас Брайан - Воин из пророчества
Нетерпеливый Арилье нагрузился такой огромной пачкой тяжеленных манускриптов, что едва мог переставлять ноги.
— Мудрость гнет к земле, — ворчал он. — Должно быть, поэтому у всех мудрецов такие сгорбленные спины.
— Ну, если уж рассуждать здраво, так сгорбленные спины должны быть у слуг, которые носят за мудрецами их мудрость! — рассмеялся Траванкор.
Арилье глянул на него лукаво.
— У слов — особенная тяжесть. Если меня теперь спросят, что тяжелее: гора слов или гора золота, я отвечу — «гора слов». Есть в них что-то убийственное.
— Узнаю науку Шлоки! — сказал Траванкор, улыбаясь другу.
Звездочет скакал вокруг, размахивая руками и причитая над каждой книгой. Он всерьез подозревал молодых воинов в том, что они намерены поглумиться над книжной премудростью и готовы уронить в грязь великолепные пергаменты.
Каждую книгу, каждый бесценный предмет из собрания библиотеки звездочет провожал так, словно расставался с близким родственником, которого уж не чаял когда-либо увидеть в живых.
Подошла Рукмини, бегло оглядела доверху нагруженную телегу.
— Нужны еще повозки, — заговорила она с Траванкором. — Вы положили книги? Не хватает места!
Она не договорила. Места действительно не хватало: вместе с караваном из крепости уходили старики и дети, таково было распоряжение раджи Авенира. А телеги уже ломились под тяжестью вещей.
Арилье сложил последнюю гору книг и выпрямился. Огляделся вокруг хозяйским взглядом — не оставил ли чего. Звездочет притих, забыв о своих причитаниях. Настала пора ехать, и все, вроде бы, было в порядке. Больше всего на свете Саниязи сейчас боялся того, что его попросят остаться в крепости вместе с его господином.
Ибо Авенир, как ни был он робок и изнежен, не захотел оставить свой город. «Я здешний правитель, — твердо произнес он, когда ему предложили отправиться в убежище вместе со стариками, женщинами, детьми — и книгами. — Пусть я не похож на воина. Пусть я не воин. Пусть ни разу моя ладонь не соприкасалась с рукоятью меча, пусть мои пальцы не трогали тетивы лука… Все же я — мужчина. Я хочу жить и умереть вместе с моим городом».
Шлока не стал отговаривать его. Напротив, услышав такие речи, мудрец озарился счастливой улыбкой. Он хотел, чтобы сын-воин гордился отцом-книгочеем, и теперь Авенир дал повод для подобной гордости.
Конан же считал, что раджа прав. Владыка должен показывать твердость характера и скрывать страх. Это поможет во время обороны Патампура. А если раджу убьют (что вероятно) — у Патампура всегда останется наследник. Сын Авенира. Так что город в любом случае ничего не теряет. Впрочем, свои мысли киммериец держал при себе. Он только многозначительно поклонился Авениру, и раджа вдруг почувствовал себя ровней этому варвару, этому воину с огромными ручищами и широченной улыбкой.
Тихий детский плач донесся до слуха Арилье. Наверное, слышали его и остальные, но Арилье, как всегда, успел первым. Быстрым широким шагом пересек двор, наклонился над маленькой девочкой, потерянно плакавшей на ступенях дворца. Завидев рослого воина, она замолчала, принялась моргать и пугаться. Арилье поднял ее на руки.
— Ты что здесь делаешь? — строго вопросил он. — Ты должна ехать вместе со всеми. С караваном. Видишь телеги? Красивые книги. Видишь?
Она кивала, постепенно успокаиваясь.
Арилье прошел вдоль каравана, остановился возле телеги, на которой, поверх ценной поклажи из дворца, сидело несколько человек.
— Возьмите ее, — велел Арилье.
— Нет места, — ответил мальчик, сидевший с краю.
— Нет места? — Арилье пожал широкими плечами. — Ну так выброси отсюда пару книг.
Он подтолкнул мальчика ближе к краю и, не глядя, вышвырнул с телеги три толстых фолианта, после чего устроил ребенка.
— Следи за ней, — приказал воин. — Смотри, чтобы с ней ничего не случилось.
Шлока сказал своим воспитанникам: самое ценное из всего, что надлежит спасти от неизбежной сечи, — это дети. Будущее народа. Они должны уцелеть во что бы то ни стало. «Даже сгоревшая в пожаре войны древняя рукопись не причинит нам такого ущерба, как гибель одного ребенка, — сказал учитель. — Можно будет отыскать другую рукопись. Некогда изреченная мудрость останется в памяти мудрецов, которые смогут потом записать ее, найти для нее новые слова. Но никто и никогда не возместит утраченную жизнь, которая могла бы дать начало новой жизни…»
— Пора отправлять караван, — сказал, подходя, Траванкор. Он повернулся к Рукмини и передал ей повеление Шлоки: — Ты и твой брат Ратарах будете сопровождать их.
Гаури уже уехала: она отправилась с первой партией.
Заскрипели колеса телег. Сопровождаемый длинной вереницей пеших людей — стариков, женщин с детьми, достаточно большими, чтобы идти, а не ехать, — караван тронулся с места. Первые телеги уже исчезали в воротах, когда к сестре подошел Ратарах, держа двух лошадей за узду.
Рукмини протянула друзьям руки: правую Траванкору, левую — Арилье, сжала их.
— Мы ведь встретимся?
Друзья, не сговариваясь, ответили в голос:
— Конечно!
В мгновенном порыве девушка обняла обоих, сперва Арилье, потом Траванкора. Показалось ли это Траванкору или на самом деле Рукмини как бы случайно, совсем невесомо коснулась губами его щеки?
Ратарах, неподвижный в седле, сурово ждал, пока сестра закончит прощание.
— Я вернусь! — горячо обещала Рукмини.
Арилье нахмурился:
— Не вздумай! Нет. Оставайся там со всеми. Присмотри за людьми. Мы сами найдем тебя…
Она шевельнула губами, явно намереваясь что-то сказать. Вероятно, хотела возразить. Да только вовремя сообразила: возражать Траванкору и Арилье, если они получили приказание от учителя, — занятие бесполезное. Лучше согласиться для виду, а потом поступить по-своему. Что они с ней сделают, если она вернется? Ничего не сделают. Смирятся со случившимся. Нет, не будет она ничего говорить!
Блеснув улыбкой, Рукмини направилась к своему коню. Глаза у нее щипало, она с удивлением поняла, что плачет. Нет уж, плачущей ее не увидят. Она вскочила в седло, махнула, не оборачиваясь, рукой и поскакала вслед за караваном.
Ратарах с бесстрастным видом тронул коня.
— Береги сестру, — вполголоса приказал ему Арилье.
Ратарах не ответил. Сдвинул брови, помрачнел лицом, гордо вздернул подбородок. Вот и еще один рано повзрослевший подросток, привыкший к опасностям.
Ратарах был младше Рукмини, и старшая сестра открыто верховодила. И ведь попробуй-ка не подчиниться ей! Она и сильнее, и хитрее, и ловкости ей тоже не занимать. Но Ратарах тянулся, старался изо всех сил. Арилье с Траванкором наблюдали за его усилиями и, в принципе, одобряли их. Хороший воин растет.
