Роберт Сальваторе - Древнейший
Именно здесь блаженный Абель впервые продемонстрировал могущество дарованных богом самоцветов. Именно в этом месте, согласно преданию, бог научил его делать постоянными волшебные свойства камней, найденных на далеком острове посреди южных вод Мирианского океана, куда его забросило кораблекрушение. Вдали от людей, совсем один, Абель уже не надеялся выжить, а о возвращении в Хонсе можно было и не мечтать.
Но вдруг с небес посыпались самоцветы, дары бога. Молодой пророк в совершенстве постиг их магию, научился разбираться в чудодейственных силах.
Сказывали, что с помощью этих камней Абель преодолел сотни миль по океану и что невиданные возможности магии самоцветов помогли ему изменить мир.
Доусон не считал себя абелийцем. Вангард, процветающий край фермеров и охотников, где он вырос, долгое время находился под властью самхаистов, и старые обычаи все еще жили в душе воина. Все же вид часовни Абеля, которая при свете дня казалась еще величественнее, каждый раз несказанно воодушевлял его.
Среди скал притаилась пристань. От нее вверх, прямо к часовне, вели туннели, которые прокладывал, как утверждает легенда, сам Абель, используя целое множество мощных самоцветов.
— Приветствуем флаг дамы Гвидры! — донеслось с доков, едва «Мечтательница» миновала скалистый пролив и вошла в бухту.
Доусон заметил двух монахов, которые приветствовали мореплавателей. В одном из них он узнал брата Пинауэра и замахал ему в ответ с сердечностью и дружелюбием, красноречиво напоминавшими о том, сколь близкими стали отношения между Гвидрой и абелийцами.
Увы, именно они привели к нынешней войне. Вспомнив о том, с какой жестокостью сражались против Вангарда самхаисты, его бывшие духовные предводители, и какую мерзость вроде гоблинов и ледниковых троллей они завербовали в пехоту, Доусон не сумел сдержать гримасу негодования. Он и представить себе не мог, чтобы мудрые священники, подчас столь же суровые, как их обычаи, могли предать свой народ, прибегнув к помощи этих гнусных тварей.
— Оружие, металл, продовольствие? — спросил брат Пинауэр, когда судно Маккиджа причалило к самой длинной из трех верфей и матросы приступили к швартовке. — Что и говорить, в это смутное время вам будет непросто раздобыть все это.
— Так, значит, война между владыками Этельбертом и Делавалом все еще идет? — поинтересовался Доусон, ловко спрыгнув на деревянный настил рядом с абелийцами.
— Слово «разгорается» более уместно, — отозвался Пинауэр. — Владыка Делавал вообразил, что у него есть преимущество, и усилил всю линию фронта, стремясь прижать Этельберта к морю.
— Но маневр не удался, — продолжил второй монах. — У Этельберта в запасе остались кое-какие уловки.
— И союзники из Бехрена, — добавил брат Пинауэр.
— Владыка Хонсе призывает дикарей из пустыни? — удивленно переспросил Доусон Маккидж, почувствовав к Этельберту то же презрение, какое он испытывал к вангардским самхаистам.
— В отчаянии люди идут на крайние меры, — заметил брат Пинауэр, и два его собеседника согласно закивали.
— Я привез полный трюм карибу, — сказал Доусон.
Речь шла о белом мхе, который в районе Вангарда вырастал по колено и использовался среди прочего в качестве повязки на открытые раны. Само собой, в войну именно так его чаще всего и применяли, хотя из высушенного карибу можно было заварить лечебный чай. Нередко мох продавали по заоблачным ценам зажиточным торговцам в качестве красивого и практичного кровельного или облицовочного материала для их затейливых домов. Вангард мог бы предложить Хонсе много полезных товаров, но в нынешнее время самым востребованным был мох карибу.
— Владыки хорошо заплатят за него, — заверил Маккиджа брат Пинауэр.
— Тогда пусть рассчитываются с часовней Абеля, — ответил Доусон. — У меня нет времени везти свое добро на юго-восток или на юго-запад. Я должен сразу же вернуться в Вангард, если только не придется делать крюк до Палмаристауна.
— Конечно, у нас есть кое-какие товары и немного денег… — замялся брат Пинауэр.
— Немного? Ходят слухи, что ваша церковь богатеет день ото дня на пожертвованиях враждующих правителей.
— Слухи, слухи, — отозвался брат Пинауэр с преувеличенным вздохом, но потом лучезарно улыбнулся, и Доусон ответил ему столь же широкой улыбкой.
— Прошу за мной, — пригласил абелиец.
Они двинулись с пристани в направлении ворот, ведущих к извилистым туннелям, по которым поднялись на вершину утеса, к главному собору.
Едва ступив на внутренний двор аббатства, Маккидж понял, что слухи о растущем благосостоянии абелийцев сильно приуменьшали реальное положение дел. Часовня Абеля в два с лишним раза превосходила свои прошлогодние размеры. У основания внешней стены трудились толпы рабочих, удлиняя и утолщая и без того внушительную конструкцию и возводя все новые каменные казармы, дома для священников и прочие здания. Часовня Абеля превратилась в настоящий город за крепостными стенами, и Доусон понял, что в этом превращении есть определенный смысл. Когда-то на этом холме, чуть выше небольшого города Везергарда, стоял скромный приход, но настали опасные времена, и церковь превратилась в крепость, готовую дать приют народу осажденной области.
Маккидж взглянул на главный собор, который стоял в лесах. На каждом уровне буквально роились люди в коричневых рясах с инструментами и строительными материалами в руках. Доусон не заметил среди них ни одного мирянина. Работать на этом сооружении первостепенной важности разрешалось лишь абелийской братии.
— Отец Артоливан будет рад приветствовать вас, — заверил брат Пинауэр своего гостя, подталкивая его к входу в собор. — Будет лучше, если я вас ему представлю.
Доусон оглянулся на усердного монаха. Пинауэр был как минимум на пятнадцать лет младше его, с гладкой бледной кожей и глазами, уже уставшими от бесконечных часов, проведенных за чтением пергаментов. Судя по всему, он редко покидал часовню Абеля, лишь иногда спускался на пристань или работал в монастыре. Маккидж даже пожалел, что у него нет времени на то, чтобы выкрасть молодого человека у скучных собратьев и подбить его на хорошую попойку в компании доступных женщин.
— Скажите добрейшему настоятелю, что прибыли с ценностью, которую хотите обменять, ибо Вангарду нужны… — Абелиец не договорил.
Казалось, бедный брат Пинауэр вот-вот упадет, так сильно он наклонился в сторону Маккиджа, который лишь усмехнулся, поддразнивая молодого человека.
Через некоторое время Доусон уже стоял перед отцом Артоливаном, старинным другом леди Гвидры. Именно он благословил ее союз с братом Аландрайсом.
