Сергей Волков - Чингисхан. Повелитель страха
Время идет. Скоро праздничный обед закончится. Я, впервые за все время, проведенное в армии, остро чувствую одиночество и какую-то бесприютность. Хочется, чтобы все побыстрее закончилось. Что «все» – я и сам не знаю.
Майор Грачев от дверей громко сообщает:
– Товарищи родственники! Время! За КПП вас ждут автобусы!
Прощаемся. Надя прижимается ко мне так крепко, будто и правда любит. Я машинально обнимаю ее. Она плачет, шепчет какие-то слова. С трудом понимаю их смысл:
– Я буду ждать тебя! Всегда-всегда! Любимый, Темочка… Скажи что-нибудь! Ну, скажи!
Я, молча, убираю ее руки со своей шеи. Надя отходит в сторону, комкая в руках варежки. У нее мокрое лицо. Мать с укоризной глядит на меня.
– Нехорошо, сынок. Мы за столько километров ехали к тебе…
– Не надо, мама…
Мы обнимаемся. Я обещаю сразу же написать, как попаду в новую часть. В самый последний момент мать спохватывается.
– Ох, совсем забыла! Ты же талисман свой оставил! Вот, я тебе привезла.
И она вкладывает мне в руку фигурку из серебристого металла. Ледяная молния пронзает все тело, пальцы против воли крепко сжимаются.
Что же ты наделала, мама?..
Глава четырнадцатая
«И вновь продолжается бой!»
Народная мудрость гласит: утро вечера мудренее. Народ ошибаться не может, он свой опыт накапливал веками. Да что там веками – тысячелетиями!
Но в моем случае утро следующего после присяги дня оказывается не мудрым и даже не умным, а каким-то… в общем, наперекосячным. Ночью я спал плохо. Это был не столько сон, сколько полудрема, тяжелая, полная мыслей и образов. С одной стороны мне очень хотелось избавиться от коня, привезенного матерью, с другой я ясно понял – теперь моя жизнь окончательно повязана с серебряной фигуркой. Я повесил ее на шею, привязав тройным узлом на прочную капроновую нить.
Ну, а главное – нужно было как-то устраивать свое армейское будущее. На утреннем построении нам зачитали очередность отправки в части и обозначили направления. Я вместе со Смирновым и Ухтомовым поеду на запад. Скорее всего, в Прибалтику, там, как говорят сержанты, есть десантная дивизия. Прибалтика – это конечно, хорошо, точнее, лучше, чем Кяхта, но у меня-то совсем другие планы. И после построения я решаю все же поговорить с командиром нашего учебного батальона майором Грачевым.
Это только звучит просто и понятно: «поговорить». Гражданский человек вообще не поймет, в чем тут закавыка. А по уставу общение с вышестоящим начальством строго регламентировано. Рядовой обязан подать рапорт по команде, своему непосредственному командиру, то бишь сержанту, тот после одобрения передает рапорт дальше, командиру подразделения, тот – еще дальше, и так до самой последней инстанции. Эта армейская бюрократическая цепочка может оказаться весьма длинной и продолжительной. У меня же времени нет совсем – в течение ближайших дней нас начнут отправлять к новым местам службы.
Вообще в армии солдат в одиночку по территории части ходить не должен. Только группой, только строем. Или, если, скажем, бойцу нужно в санчасть или еще куда, то его сопровождает сержант, а то и прапорщик. Конечно, бывают и крайние случаи: один офицер отправил своего подчиненного с поручением к другому офицеру. При таком раскладе солдат обязан двигаться бегом, чтобы выполнить приказ как можно быстрее и вернуться к своим служебным обязанностям.
Вот именно таким порученцем я и прикидываюсь. В роте меня хватиться не должны – карантин закончился, занятий у нас нет, мои сослуживцы слоняются по казарме, собирают вещи, ожидая сопровождающих для, говоря армейским языком, «убытия» в новые части. Мое исчезновение остается незамеченным. Я бегу в штаб. В настоящий момент я – нарушитель устава. Но мне сейчас на это обстоятельство глубоко плевать. После месяца умиротворенной жизни кровь во мне вновь бурлит, нервы дрожат, как струны, а мускулы напряжены как натянутая тетива.
То, что фигурка вернулась ко мне – конечно же, не случайно. Это – знак, воля провидения, как писали в старинных романах. Перст судьбы. От судьбы не уйти – теперь для меня это так же очевидно, как то, что солнце встает на востоке, а садится на западе.
Над частью гремит музыка. Уложенный на газонах в ровные прямоугольники снег блестит на ярком зимнем солнце. Иосиф Кобзон в сопровождении оркестра жизнеутверждающе ревет:
Неба утреннего стяг…
В жизни важен первый шаг.
Слышишь: реют над страною
Ветры яростных атак!
Я врываюсь в штаб, небрежно козыряю дежурному, коротко бросаю:
– К командиру части!
Сонный сержант из взвода обеспечения кричит мне вслед:
– Нет его! В дивизию поехал!
Я уже на лестнице. Приходится останавливаться. Вот это номер! Весь мой план летит к чертям. Хотя… В сущности, какая разница, с кем мне говорить – с Грачевым или его заместителем?
Спрашиваю у дежурного:
– А начальник штаба?
Сержант поправляет красную повязку с белыми буквами и неторопливо кивает:
– Капитан Пепеляев у себя. А тебе чего надо-то?
Машу рукой – мол, некогда – и бегу вверх по лестнице. В конце концов, так даже лучше. Наверняка распределением солдат занимается именно начальник штаба учебного батальона.
Лишь одно обстоятельство несколько портит мне настроение. Капитана Пепеляева у нас не любят. Точнее, не то чтобы не любят, он не девка, а прямо-таки ненавидят. И прозвище у него соответствующее – Хорек. Въедливый, придирчивый, вечно всем недовольный капитан – настоящая гроза батальона. Наряды вне очереди он раздает направо и налево, щедрой, что называется, рукой. У Пепеляева есть несколько любимых фраз, которые мы все знаем наизусть: «Солдат без работы – это преступление», «Строевая подготовка закаляет характер», «В Уставе все написано» и «Отставить «как лучше». Делайте, как положено».
На секунду я замираю перед дверью с табличкой «Начальник штаба учебного батальона», собираясь с духом. Впрочем, чего там собираться. Стучусь. Слышу недовольный голос Пепеляева:
– Войдите!
Теперь главное – действовать согласно Уставу. Четко печатая шаг, вхожу в кабинет, вскидываю руку к берету.
– Товарищ капитан, рядовой Новиков!
– Что вам, рядовой? – Пепеляев настороженно смотрит на меня из-под кустистых черных бровей. В общем-то он мужик представительный, крупный; бабам такие нравятся. Но есть у капитана одна червоточинка: подбородок подгулял. Ему бы челюсть пошире да помощнее. Но природа наградила Пепеляева крохотным подбородочком, похожим на фигу и от этого лицо начальника штаба выглядит каким-то недоделанным. Он и в самом деле похож на хорька, здорового такого, перекаченного, карикатурного хорька.
