Тим Доннел - Пути судьбы
— Нет-нет, мой скакун, я ничего не забыла! — Голос Эссы зазвучал повелительно, и жеребец, в последний раз взмахнув ярко-красными плавниками, затих. — Да, она сделала так, как нужно, и одного этого достаточно, чтобы отпустить их живыми. Но мне хотелось позабавиться! Эй, Соня, Рыжая Соня, получай свою награду! — И Повелительница Вод бросила девушке какой-то небольшой предмет.
Соня подставила руки и на лету поймала обыкновенную кожаную флягу. Когда она снова взглянула туда, где только что, сжимая коленями бока серебристого жеребца, веселилась Эсса, там ничего уже не напоминало о могучей хозяйке моря, лишь белая пена легким кружевом колыхалась на спокойной поверхности.
— Мы спасены! Рыжая, мы спасены! Земля! Я вижу землю! — вдруг раздался с кормы восторженный вопль, и Луми, мгновенно позабыв все свои страхи, храбро вскочил на ноги. — Смотри, она приближается! О, лягушечки, скорее, скорее вперед!
Соня, уронив на дно флягу, круто повернулась и тоже не удержалась от радостного возгласа: полоска берега была совсем рядом, и там, впереди, белела Тропа, обещая жизнь или смерть, ответ или вечное забвение…
Глава седьмая
Камень любви,
Камень печали,
Камень в конце
И камень в начале.
Камень, лежащий
на сердце моем,
Тяжкая ноша,
Рассыпься песком!
— Ты нарочно уступила людям! Эсса, ты проиграла, хотя могла и выиграть! — Голос Морты гулко звучал, замирая раскатистым эхом под сводом пещеры. — Сколько у тебя было возможностей их погубить, но ты не воспользовалась ни одной! И это ты, Эсса, могучая Повелительница Вод! Я, Мать Времени, не узнавала тебя сегодня: ты играла с ними, как сытая кошка с парой мышат, и в конце концов отпустила!
— Всесильная Морта, я ушам своим не верю! — дерзко и звонко ответила Эсса, выставив вперед открытую до середины бедра ногу. Она стояла напротив Владычицы Времени в том самом обличье, в котором обычно являлась людям. Пышные волосы обрамляли юное лицо с упрямыми светло-голубыми глазами и капризно изогнутым ртом: обнаженные руки спокойно расправляли складки короткой туники, не скрывавшей красоты ее ослепительно-белого тела.
— Так ты недовольна мною, Мать Морта? — вкрадчиво проворковала Повелительница Вод, вытаскивая из-за пояса свой жезл с прозрачным зеленым камнем. — Клянусь Изумрудом Бездны, я не понимаю тебя! Игра есть игра, и, получая власть над людьми, я делаю то, что хочу! — Эсса подняла над головой руку, и самоцвет засверкал ослепительными молниями, похожими на крошечных извивающихся змеек. — Моя сила всегда со мной, и двумя каплями больше, двумя меньше — значения не имеет! К тому же конец всегда один… Нет, Морта, твой гнев мне непонятен! К тому же, раз ты видела все, ты видела и этих… ха-ха-ха, этих тварей, которые тащили скорлупку мальчишки и девчонки! О, Владычица, я и от победы редко получаю такое удовольствие! Пусть теперь Хис и Ароя позабавятся с ними — я не люблю жадничать, ха-ха-ха, это будет забавно, поверь мне, Морта!
— Ты всегда была своенравна, Эсса, и даже Арое трудно в этом с тобой соперничать! — сказала Мать Времени, и на ее неподвижном лице мелькнуло слабое подобие улыбки. — Да, игра есть игра, ты права, но я признаю твое поражение! Ты добровольно уступила людям и, значит, проиграла!
Повелительница Вод с хохотом взметнулась вверх упругой струей и тут же опала вниз грудой рассыпавшихся черных камней, еще недавно возвышавшихся над чашей в виде столба. Повелительницы Земли и Воздуха, молча стоявшие все это время на своих местах, протянули к Напитку Времени руки, ожидая знака.
— Хис! Повелительница Земли, теперь твоя Игра!
* * *…Скребнув килем по песку, лодка замерла. Мелкие волны лениво шлепали ее по бокам, будто прощались. Соня с облегчением разжала руки, отпуская весла. Последние несколько гребков ей все-таки пришлось сделать самой: лягушки, не доплыв до берега совсем немного, вдруг погрузились в воду и вынырнули на поверхность довольно далеко позади от потрепанного бурей суденышка. Словно повинуясь неслышному для человеческого уха зову, они резво двинулись прочь, их пучеглазые морды еще некоторое время мелькали, удаляясь, но вскоре пропали и они.
Выбравшись на берег, Соня сделала несколько шагов и, не в силах бороться с противной дрожью в коленках, опустилась на песок. Луми выпрыгнул из лодки следом за ней. Одной рукой он прижимал к бедру свою драгоценную суму, а в другой держал флягу: Соня впопыхах совершенно забыла о странном подарке, она слишком спешила поскорее оказаться на твердой земле.
— Фу, какая гадость это море! — воскликнула она, глядя на безбрежную сияющую гладь. — И что хорошего находили в подобных путешествиях мой отец и дядюшка Джергес! Луми, ты не поверишь, я всю жизнь завидовала им и мечтала очутиться на морских просторах, плывя на большом корабле… Ну нет, эти забавы не для меня!
Девушка в последний раз взглянула вдаль и, отвернувшись, села так, чтобы видеть только Тропу и то, что ждет впереди. А там, насколько это было доступно глазам, протянулась унылая каменистая равнина, как две капли воды похожая на окрестности Хариффы. А на самом горизонте синели гребни далеких гор.
Луми подошел и уселся рядом, задумчиво глядя вперед. Фляга выпала из его руки и соскользнула на песок, заманчиво булькнув.
— О, как славно, что ты ее прихватил! Я так торопилась выбраться из этой проклятой лодки, что совсем забыла про нее! — радостно воскликнула Соня, облизывая пересохшие губы. Она хотела было открыть пробку, как вдруг вспомнила все упрёки и наставления маленького колдуна. — Тьфу, опять я, кажется, делаю что-то не то! На, посмотри сам, что там во фляге, и можно ли это пить. Хотя, если ты решишь утопить этот подарочек в море, я, наверное, очень рассержусь!
— Да уж сердиться ты умеешь! — усмехнулся мальчик, беря у нее из рук кожаный сосуд. — Нет, Рыжая, я не собираюсь выбрасывать такую бесценную вещь! Ведь это дар Стихии, заслуженный дар… Только за что ты его получила, ума не приложу, — Он вытащил пробку и вылил на ладонь немного жидкости.
Соня, жадно облизывая губы, с нетерпением следила за его действиями, моля в душе всех богов, чтобы эта влага оказалась обыкновенной водой— Но не той, что обрушивалась на них совсем недавно, оставляя на губах тошнотворный горько-соленый привкус, а обычной, пресной, из какой-нибудь речки или родника…
Зажав двумя пальцами шнурок, на котором болтались клык и кусок чудесного корня, Луми стал водить им в разные стороны над сложен: ной ковшиком кистью, где блестела таинственная жидкость. Губы его беззвучно что-то шептали, а лицо с каждым мгновением все больше прояснялось. Наконец мальчик осторожно прикоснулся к влаге на ладони кончиком языка, посидел немного с закрытыми глазами и вдруг одним глотком выпил все, что там было. Соня охнула, но Луми открыл глаза и засмеялся:
