Ручей (СИ) - Пяткина Мари

— Полюбила б Николая,

Фёдора, Стефана, — распевала за окном Катерина, -

Петю, Гашека и Яна,

Мишку и Ивана!

А вот если б повезло

Лёшика словить,

Я парням бы перестала

Головы крутить!

Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на,

Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай!!!

Рубашка Шульги была расстёгнута, в подмышках темнели пятна пота, на груди, густо поросшей кудрявой порослью, висел крупный янтарный крест с застывшей внутри мухой, и он уселся так близко, что пришлось отодвинуться.

— За нашу победу, — сказал он, разливая бренди по стаканам. — Хочу сегодня в хлам ужраться.

Скольнулись и выпили.

— Я не поблагодарила, — с неловкостью вспомнила Лана. — Если бы не ты, лежать бы мне с простреленным плечом как минимум.

— А я не извинился, что некрасиво с этим Клайдом вышло. Кто же знал, что он психопатом окажется? — Шульга широко улыбнулся, кажется, на самом деле он считал, что всё вышло прекрасно. — Так давай ты не будешь благодарить, а я извиняться!

— Откуда у тебя шрам? — спросила Лана, пережёвывая горячее пряное мясо, мягкое и сочное.

— Ему сто лет в обед, — Шульга пожал плечами. — Я ссыкуном ещё был, с батей покойным охотился. Подстрелил своего первого саблезуба, но не насмерть, он в прыжке мне рожу разворотил, и как следует подмял под брюхо. Моё счастье, что нож всегда носил в голенище, а то не сидели б мы с тобой, не выпивали за твоего красавца, чудовище.

Он подлил в оба стакана и по-свойски украл кусок мяса с тарелки.

— Чего это я чудовище? — осведомилась Лана.

— Только чудовище и способно людей в мусоросжигателе сжигать. Хищница…

— Альтернативы не было, — Лана пожала плечами. — Нечего было вламываться.

— Да я шучу! Жалеть там не о ком.

Шульга расхохотался так весело, что Лана заразилась и тоже стала смеяться, хотя ничего смешного сказано не было, а когда приобнял за плечи, не отстранилась, а посмотрела в чёрные глаза. За окном хором тянули новую песню.

— Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на, — сказал Шульга задумчиво, взял Лану двумя руками за голову и поцеловал так крепко и жадно, будто был голодным и собирался съесть. Она испугалась и упёрлась ладошками ему в грудь, но отстраниться и сжать губы никак не получалось, и некоторое время она ждала, пока поцелуй иссякнет.

Затем он отстранился и с любопытством посмотрел, какое впечатление оказано. Смущённая Лана не ожидала такой экспрессии и непременно ретировалась бы с позором и огромным облегчением от того, что спаслась, если бы он не держал её за руки.

— У меня месячные, — сказала она.

— Свободные? — Шульга ухмыльнулся. — Снова лжёшь, красавица!

Порою в фильме у какой-нибудь героини в сложные моменты случались головокружения, и Лана не верила актрисам, но вдруг почувствовала, что всё вокруг пришло в движение, а в пальцах покалывало, будто они замёрзли, хотя их сжимали горячие, чуть шершавые большие ладони.

— Простые, человеческие, честно, — ответила Лана с неловкостью и надеждой, что уж сейчас-то всё закончится, тогда она немедленно вернётся в свою комнату, снимет неудобную одежду, съест снотворную таблетку, раздобытую у Валентины, и ляжет спать с Капелькой и зверем, а перед сном посмотрит фильм или даже почитает, чтоб прийти в себя.

Но Алексей и не думал её отпускать.

— Да похуй, — сказал он, кладя руку ей на затылок, и потянул к себе с фатальной определённостью.

— Негигиенично…

— Плевать.

— Ты с ума со… — не успела сказать Лана — оборвал колючими, горячими губами и жадным языком.

И её закружило на той тошнотворной карусели из страха, азарта и похоти, что стара, как мир.

Глава 34. Павор

***

Лишь недавно, когда сотрудники стали коситься, Павор думал, что невероятно унижен. Не-е-ет, то были цветочки, ягодки созрели теперь, и были они горьки, как полынь, и жалили, как скорпионы. Порой он думал, что лучше бы сразу дал твари развод, чёрт с ней, брал бы дочь на выходные и даже платил бы им за съёмное жильё, расходов вышло бы меньше, как и нервов, и позора. А потом понимал, что не-е-ет, так не отыграться, не отомстить, не получить удовольствия от торжества справедливости…

Яйцеголовый всё носил ему скверного качества видеоролики с ксенобоёв, снятые на пуговицу — какой-то мерзавец сидел у него на крючке и оказывал услуги. После первого шока Павора поразило другое: он никогда бы не подумал, что Светлана может быть такой экстравагантной и, чёрт побери, привлекательной. Ей шёл и вульгарный жёлтый наряд с едва прикрытой грудью, и пышная причёска с розой, и та ярость, с которой она кричала на арене. Дома Павор пересматривал один из роликов и понял, что, пожалуй, соскучился за Светланой, потому что у него встал член.

Яйцеголовый уговорил его не торопиться, не строчить жалобы, а понаблюдать. Его человек обещал разузнать всё как следует, а уж он, в свою очередь, информацией непременно поделится.

— Вы поймите, Павор Игнатьевич, — пояснял он, — ну заявим мы сейчас в полицию и соцопеку, так Шульгу заранее предупредят свои люди и он ваших женщин перепрячет. Светлана с её ксенозверем, как я понимаю, его основной актив.

— Сколько он поднимает на боях? — спросил Павор.

— Не меньше двухсот тысяч общих единиц за бой. Билеты недёшевы, плюс ставки.

— Конечно этот ублюдок вернул задаток! — фыркнул Павор и задумался.

Если бесполезная и бессмысленная его баба, единственным настоящим и доказанным достоинством которой было наличие пизды, стала активом, чтобы выцарапать её — придётся потрудиться. Потому что пёзд много, а лишних активов не бывает. Надо сделать так, чтоб финансовый интерес браконьера растворился, как туман, а для этого нужна информация. И он смиренно ждал, даже не особо прибухивая. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеются.

В воскресенье яйцеголовый принёс новые сплетни. Он и в самом деле оказался не просто адвокатишкой, а на все руки мастером, блестящим, не слишком совестливым решалой, который не зря проедал свои большие деньги.

— Нашёл выход на одну дамочку из местных обитателей охотничей колыбы, — сказал он, уже по-свойски явившись к Павору домой.

Приземистая, немолодая домработница накрыла на веранде маленький стол. Прошлась перед ними с подносом снеди, показательно серая и безликая, прекрасный живой пылесос, который специально выбирают для максимально серьёзного имиджа. Павор нанял её два месяца назад и до сих пор очень радовался, потому что первое время после бегства неблагодарной, невоспитанной жёнушки никак не мог приспособиться вести быт, однажды даже пошёл на работу в несвежей рубашке, хотя терпеть не мог дважды надевать ношеное прежде.

— Так вот, — сказал яйцеголовый, когда они остались вдвоём. — По имеющимся сведениям ваша экс-супруга уже не просто бизнес-вложение, а новая любовница Шульги. Тот всё чаще остаётся ночевать в своём охотничьем хозяйстве, и женщины подмечают между ними, понимаете? Симпатию. Янтарём бросаться стал, обхаживает, обещает сделать новые документы, но не спешит…

Павор даже не думал, что такая простая, ожидаемая и естественная новость, как закономерное появление любовника, настолько взбесит. Его бросило в пот, в висках застучало, на секунду он оглох от шума в ушах, и лишь спустя какое-то время снова услышал, как шуршит в траве ветер и звенят воробушки в разросшемся вокруг веранды винограде. Чёртовы птички небесные, что не сеют, не жнут, а жрут и обсырают двор. Конечно же браконьеришка, этот мерзавец, не мог не сунуть хер в свободную дыру. С каким наслаждением он убил бы обоих… На столе стоял графинчик с водкой, Павор выпил рюмку и засосал лимоном.

— А если стукануть его жене? — смог произнести наконец.

— Она привычна. Это что, первая любовница? Жена Шульги сидит на жопе ровно, улыбается и машет, потому что при разводе получит только то, что сам Шульга ей соизволит дать. Ну, увлёкся мужик, подумаешь. Остынет — сам вернётся.

— Если Светлана станет бесполезна, он её мигом выставит, — произнёс Павор. — А полезна она не сама по себе, а из-за ксенотвари, как там её…