Андре Олдмен - Древо миров
Вслед за кавалерами выступала пестрая толпа дам. Их островерхие головные уборы были столь высоки, что многим их обладательницам приходилось надевать на шею специальный матерчатый обруч, укрепленный изнутри китовым усом и украшенный ожерельями драгоценных камней, дабы нагрузка на шейные позвонки не была чрезмерной. Дамские колпаки с одинарными либо двойными валиками, обтянутыми пенящимися муслиновыми кружевами, волочили за собой шлейфы из парчи, атласа, бархата или велюра, расшитые золотой и серебряной нитью. У многих модниц шлейфы были столь длинны, что их несли несколько пажей, следовавших за хозяйками.
Сидя на троне, покрытом накидкой с символами монаршей власти, Конн с нетерпением ожидал окончания этого казавшегося бесконечным прохода. Он старался удержать на губах улыбку и не выглядеть слишком мрачно, сознавая, что это довольно трудно на фоне роскошного убранства тронного зала. В отличие от гостей и придворных, старавшихся явить миру пышность и дорогое убранство своих одеяний, король был облачен в темный камзол, и строгость его костюма смягчало лишь рубиновое ожерелье и золотой медальон с изображением оскаленной львиной морды.
— …Я научился врачевать гнойные язвы, затягивать рваные и колотые раны, изгонять лихорадку и облегчать роды, — услышал король бубнящий голос чернокнижника. — Я постиг тайну изготовления цветного стекла, которое не бьется даже от удара арбалетной стрелы. Я…
Конн отыскал, наконец, взглядом дочь Альфреда-летописца. В окружении двух юных пажей и старой кормилицы, Эльтира стояла возле стены, противоположной той, где расположились аргосские вельможи во главе со своим сюзереном. Ее гладкое темно-синее платье было перехвачено в тонкой талии поясом того же цвета, золотая подкладка длинных рукавов, спускавшихся к полу, служила единственным украшением наряда.
Платье казалось бы излишне строгим, если бы не глубокое декольте, обнажавшее не только смуглые плечи, но и высокую крепкую грудь аргоски. У многих придворных дам вырезы были не менее смелые, но ни одна из них не могла похвастаться столь тонко подобранным цветом платья, оттенявшим гладкую свежую кожу плечей и груди, похожую на бархатистую кожицу персика. Конн отметил, что многие придворные модницы украдкой бросают завистливые взгляды в сторону аргосской беглянки.
Взгляд низкорослого мужчины, стоявшего, подбоченясь, у стены напротив, не был ни мимолетным, ни завистливым. Правитель Арракос неотрывно глядел на Эльтиру, и в его черных зрачках метались искры бешеной ярости…
— Все это не может служить оправданием черных дел, творимых под покровом ночи. — Грубый голос месьора Шатолада снова вернул Конна к судебному разбирательству. — В Тарантии достаточно лекарей и стеклодувов. Ты же, таясь от властей, предался гнусному колдовству и повинен смерти!
— И откуда ты только взялся? — пробормотал король с рассеянностью несколько большей, нежели подобало Верховному Судье.
— Я уже говорил…
Голос чернокнижника вдруг изменился: стал спокойным и сильным. Колдун поднялся с колен и дерзко глянул прямо в глаза короля.
— Разрешите, Ваше Величество, ответить стихами.
Он произнес это с изысканной небрежностью записного царедворца и даже слегка поклонился, отставив ногу.
— Что? — взревел Шатолад. — Да как ты смеешь… Стража!
Конн остановил градоначальника нетерпеливым жестом.
— Говори, колдун, но горе тебе, если твои вирши меня не заинтересуют.
— Уверен, что это не так, государь.
И чернокнижник, взгляд которого стал вдруг весел, продекламировал:
Спросили его: откуда пришел?
Ответил он так:
— Нетрудно сказать: через столпы времени,
через потоки Диона,
через плавающее железо,
через руку жены вяза,
через земли солнца,
через жилище луны,
через пуповину юноши…
Его слова слышали все в зале, но никто их не понял. Гневный гул пронесся над рядами гостей и придворных, потом все затаили дыхание, ожидая, что скажет король.
Конн восседал на троне безмолвно, крепко сжав пальцами подлокотники, украшенные резными львиными головами.
— Говори дальше, — потребовал он, наконец.
— Вы спрашивали меня о тайных чарах, Ваше Величество, — с легким поклонам отвечал колдун. — Там, откуда я прибыл, многим подвластны силы, о которых на Гирканском материке ничего неизвестно.
— Например?
— Например — оживление камней. Скажем, имеется некий багровый кристалл… Но обо всем этом я расскажу, если вы, государь, удостоите меня чести приватной беседы.
— Этот человек безумен, — быстро и тихо заговорил Верховный Жрец, склоняясь к плечу короля со своего сиденья, — его следует немедленно отправить обратно в Железную Башню и подвергнуть пытке огнем, дабы колдун открыл все в присутствии дознавателей…
— Здесь решаю я, — вполголоса бросил Конн. И, уже громче, приказал Шатоладу: — Велите страже держать этого человека у меня на глазах до окончания церемонии. Позже я поговорю с ним.
Гарольды уже подносили трубы к губам, дабы возвестить окончание Королевского Суда, как вдруг вперед выступил Арракос. Преклонив колено и придерживая длинную шпагу, он прокричал голосом мощным, как боевой рог: «Суда и справедливости, требую справедливости!»
И снова недоуменный ропот прокатился над толпой собравшихся. Высочайшего разбирательства в дни Торжества Иштар мог требовать и простолюдин, и вельможа, но никогда еще не случалось, чтобы высокородный нобиль воспользовался своим правом и вынес на всеобщее внимание свои дела.
— Чего ты хочешь? — мрачно спросил король.
— Я уже сказал — справедливости! — Правитель Аргоса поднялся с колена и застыл перед троном, уперев в бока несоразмерно длинные руки. — Справедливости, которую обещал нам король Аквилонии.
— Ты забыл добавить: и король Аргоса! — выкрикнул кто-то из вельмож, стоявших рядом с троном. — Не забывай, Арракос, что ты всего лишь наместник, посаженный нами в Мессантии!
Лицо Арракоса потемнело. Он сжал эфес шпаги и выкрикнул:
— Времена меняются! Я не потерплю, чтобы всякие пуантенцы чинили разор в моих землях! Аргос поклялся в верности старому королю Конану, но сейчас кое-кто забыл об обязательствах Аквилонии хранить мир в подвластных землях.
Конн поднял руку.
— Если ваши претензии обоснованны, правитель, я готов выслушать их в Совете Лордов.
— Ваши лорды при вас, — осклабился Арракос, — а я не хочу откладывать. Пусть все знают, что аквилонский король не соблюдает договоренности…
