Рене Ахдие - Ярость и рассвет
Стиснув зубы от боли, он прорычал:
– Берегись, ворчун. Она и тебя сможет погубить. – Он ушел, давясь слезами от своих ран.
Шарзад не опустила лук, пока аллея полностью не опустела.
Когда повернулась, Халид стоял на том же месте с шамширом в руке.
Его лицо было лишено эмоций.
– В тот день во дворе… – начал он. – Ты не промахнулась.
Шарзад глубоко вдохнула.
– Нет. Не промахнулась.
Он кивнул.
Затем вложил меч в ножны.
«Сделай это сейчас. Он безоружен. Это идеально. Даже лучше, чем первоначальный план попотчевать его вином и в итоге отравить».
– Шази.
«Сделай это. Сверши правосудие ради Шивы – правосудие ради всех девушек, которые умерли как никто, без причины или объяснения».
– Да?
«Отпусти стрелу».
Он шагнул к ней. Его взгляд скользнул по ее телу, оставив жгучий след там, где он прошелся.
«Покончи с этим. Покончи с этим и вернись к бабе́. К Ирзе.
К Тарику».
Шарзад сильнее натянула стрелу, которая все еще была в ее руке. Она вдохнула, готовясь выстрелить… и обветшалая рукоятка окончательно деформировалась с одной стороны.
«Какая ничтожная трусиха».
– Ты чудесная. Каждый день я думаю, что буду изумлен тем, какая ты замечательная, но я не удивляюсь. Ведь это то, что означает быть тобой. Это значит не знать границ. Быть безграничной во всем, что бы ты ни делала.
С каждым словом он разбивал еще один барьер, еще одну стену. А воля Шарзад боролась с ним, кричала тихим криком, в то время как ее сердце приветствовало вторжение, будто певчая птица приветствует рассвет.
Так же, как умирающий обретает прощение в ответ на молитву.
Она закрыла глаза, сжав бесполезные лук и стрелу.
«Шива».
Когда снова открыла глаза, Халид стоял перед ней.
– Мне не понравилось, что ты назвала меня своим другом, – сказал он, его янтарные глаза светились. Он протянул обе ладони к лицу Шарзад, приподняв ее подбородок.
– Ты предпочитаешь «мой король» или «сеид»? – она задыхалась от черствого отвращения.
Он наклонился вперед, его лоб почти касался ее.
– Я предпочитаю – Халид.
Шарзад сглотнула.
– Что же ты со мной делаешь, чумная девушка? – прошептал он.
– Если я чумная, то тебе лучше держаться на расстоянии, коль не хочешь быть уничтоженным. – Она подвинула оружие, которое все еще было у нее в руках, к его груди.
– Нет. – Его руки опустились ей на талию. – Уничтожь меня.
Он прижался к ее губам своими, и лук со стуком упал на землю.
И уже не было пути назад.
Она тонула в сандаловом дереве и солнечном свете. Время перестало быть чем-то бо́льшим, нежели понятие. Еще секунду назад ее губы принадлежали ей. А теперь – ему. Его вкус на языке был словно нагретый солнцем мед. Как прохладная вода, скользящая по ее пересохшему горлу. Как обещание всех ее завтра в одном вздохе. Она запустила пальцы в его волосы, чтобы притянуть к себе, и он на секунду замер. Она знала, так же, как и он знал, – они потеряны. Потеряны навсегда.
В этом поцелуе.
Поцелуе, что изменит все.
Презренные клятвы
Она хотела отпустить его руку. Но не стала.
Его прикосновение обжигало кожу.
Стыд. Предательство.
Желание.
«Как я могла упустить такую прекрасную возможность? Почему я колебалась?»
Она знала, что никуда не годный лук не ее вина. Тем не менее невозможно было заставить замолчать голос угрызений совести.
Когда они вошли во внутренний двор дворца, Шарзад попыталась вырваться.
Халид только крепче сжал ее руку.
Отряд стражи стоял наготове, готовый принять халифа по его прибытии. Шарбан Рея уставился на их переплетенные пальцы и с мучительным укором взглянул своими карими глазами на Шарзад.
Ее ответный взгляд не выражал ничего, кроме неповиновения.
– Сеид. – Он жеманно поклонился Халиду.
– Генерал аль-Хури. Уже поздно. Я не ожидал увидеть вас до утра.
Шарбан нахмурился.
– Местонахождение моего короля оставалось неопределенным. В таком случае я не могу просто ничего не делать, дожидаясь рассвета.
Шарзад почти рассмеялась.
– Признателен вам за вашу бдительность, – ответил Халид.
Тот буркнул что-то в ответ, и его взгляд снова обратился к Шарзад.
– Уверен, это был тяжелый вечер, сеид. Буду рад сопроводить королеву в ее комнату.
– В том нет необходимости. Я сам ее провожу. А затем хотел бы поговорить с вами в приемных покоях.
Шарбан кивнул.
– Я буду ждать вас там, сеид.
Халиф продолжил путь по затемненным коридорам с идущей рядом Шарзад и в окружении свиты своих телохранителей. Здесь, в прохладных и зловещих переходах дворца из мрамора и камня, она заметила, как его лицо стало отдаленным. Он был в том месте, куда никто не мог за ним последовать.
Единственная крупица, оставшаяся у нее, – единственный намек на то, что она все еще была частью его реальности, – рука Халида, крепко сжимающая ее ладонь.
И Шарзад это совершенно не заботило.
«Это не должно иметь значения. Он не должен иметь значения».
И снова она чуть ослабила хватку. В ответ он еще крепче сжал ее руку.
Раджпут ждал у дверей ее комнаты. Он кивнул Халиду с дружеской бесцеремонностью, когда один из стражников распахнул двери.
Как только они закрылись за ним, Халид отпустил ее руку.
Шарзад повернулась к нему, недоумевая.
– Почему я не нравлюсь генералу аль-Хури? – задала она вопрос в упор.
Взгляд Халида встретился с ее глазами.
– Он видит угрозу.
– Почему он видит во мне угрозу?
– Потому что не понимает тебя.
– Ему нужно меня понимать? Ведь я тоже не понимаю его.
Халид втянул носом воздух.
– Готова ли ты затем ответить на мои вопросы?
«Очень хорошо. У меня тоже есть что спросить».
– Какие вопросы?
– Я отвечу на твои тогда, когда ты будешь готова ответить на мои.
– Халид…
Он наклонился вперед и поцеловал ее в лоб.
– Сладких снов, Шази. – Его рука легко скользнула к ее талии, словно спрашивая разрешения.
Шарзад сделала быстрый вдох.
«Это сумасшествие. Он делает меня слабой. Он заставляет меня забыть.
Я должна оттолкнуть его».
И все же ей так сильно хотелось прильнуть к нему. Потеряться в меде и солнечном свете и забыть обо всем, кроме того, как это чувствовалось, попасть в такую мучительную ловушку ее собственного изготовления.
– Спасибо за приключение, – сказал он.
– Пожалуйста.
Он заигрывал улыбкой. Приглашением.
Но ярмо предательства висело на ней, отягощая каждое ее действие. Стыдя ее даже за помыслы о мгновении в его руках и настаивая на том, чтобы она снова не поддалась желаниям изменчивого сердца.
