Джон Норман - Капитан
— Так присоединитесь к ним!
— Господин! — вскричала Гута.
По знаку Аброгастеса воины-дризриаки выхватили ножи, окружили жриц и стали ставить их на колени, грубо дергая за волосы и закалывая, как свиней. Женщины завизжали. Посланники и купцы отшатнулись.
— Оставьте этих двоих, — указал Аброгастес на молодых прислужниц.
Через минуту вопли стихли, тела распластались в грязи под ударами окровавленных ножей. В живых остались только Гута и прислужницы. Гута стояла на коленях перед помостом. Воин намотал ее волосы на руку, а она в ужасе уставилась на Аброгастеса, повелителя дризриаков.
— Боги алеманнов и дризриаков — это не боги тимбри, — отрезал Аброгастес.
— Сжальтесь, господин! — закричала Гута. Аброгастес поднял руку.
— Нет, нет, господин! — рыдала Гута.
Аброгастес знаком приказал воину отпустить ее. Жрица дико огляделась.
— Мое боги — лживые боги! — вскричала она. Обе прислужницы, одна на коленях, другая на четвереньках, переглянулись.
— Это лживые боги! — вопила Гута.
— Так почему же ты служила им? — спросил Аброгастес.
— Мне хотелось власти!
— Женщина не имеет права властвовать, — заметил Аброгастес.
— Да, господин, простите меня!
— Когда женщинам достается власть, они позорят ее, — сказал Аброгастес.
— Да, господин!
— Поэтому им нельзя обладать властью.
— Да, господин!
— Как на ткани появился знак дризриаков? — спросил Аброгастес.
— Это было сделано с помощью пятен реактивами, — плача, объяснила Гута. — Кровь взаимодействовала с реактивами, пропитывающими ткань, и пятна выступали на ней.
— И ты приготовила ткань с разными знаками, — заключил Аброгастес.
— Да, господин.
— А что же с предсказаниями, пророчествами и всем прочим?
— Все это ложь, господин, — созналась Гута. — Все зависит от желания, рассуждений, вопросов и надежд тех, кто этим занимается, от вопросов того, кто предсказывает, от его сообразительности, внимания и тому подобных качеств.
— Значит, все это ложь? — заключил Аброгастес.
— Да, господин. Это и все то, что говорят ясновидящие, шарлатаны, гадалки и прочий сброд во всех галактиках.
Аброгастес сделал вид, что хочет вновь поднять руку.
— Нет-нет, господин! — закричала Гута и сжала ворот платья.
Аброгастес пристально взглянул на нее. Гута быстро разорвала платье и спустила его по плечам. Обе прислужницы от изумления раскрыли рты.
Неотрывно глядя на Аброгастеса, Гута разорвала платье до подола и уронила его на землю.
— Нет! — закричали прислужницы.
— Разденьтесь, глупые, если вы хотите жить! — крикнула им Гута. — Игра окончена!
Это мужчины.
— Игра? — ошеломленно переспросили девушки.
— Да, — усмехнулась Гута.
— Но… как же боги?
— Все это ложь!
— Мы должны умереть за нашу веру…
— И вера — ложь! Детская выдумка! Прислужницы зарыдали.
— Можете умереть, если хотите, — заключила Гута.
— Но этого не может быть!
— Может, — отрезал а Гута» и обе прислужницы застыли, парализованные страхом и отчаянием.
— Покажите свои тела. Они созданы для мужчин, разденьтесь!
Первая прислужница дрожащими пальцами расстегнула одежду и неловко высвободилась из нее.
— Смотри! — крикнула Гута. — Вот кто ты — женщина! Понятно?
Вторая прислужница яростно рвала одежду, высвобождаясь из нее.
— Да, да! — подгоняла ее Гута. — На колени! Отлично! Видите? Вы не мужчины, вы совсем не такие, как мужчины! Вы женщины, поймите это! Поймите и порадуйтесь! Вас должны ценить, мужчины дорого заплатят за вас!
Прислужницы обменялись перепуганными взглядами. И вдруг одна из них издала тонкий, протяжный вопль отчаяния, совершенного облегчения и радости.
— Все кончено! — стонала она. — Все кончено!
— Да! — радостно подхватила другая.
— Уведите этих рабынь, — приказал Аброгастес.
Обе девушки охотно подняли руки, позволяя связать себе запястья так, что оставался свободным длинный конец веревки. Их вывели из шатра.
Гута по-прежнему стояла на коленях в ворохе разорванной одежды и смотрела на Аброгастеса.
— А ты? — спросил он.
— Я прошу милости, господин.
— Убейте ее! — закричала толпа.
— Пусть подохнет в муках!
— Убейте!
— Прошу вас, не надо, господин! — проникновенно произнесла Гута.
— Так что нам с ней делать? — обратился Аброгастес к толпе.
— Прирезать! — закричали мужчины.
— Прошу, поглядите на меня как на женщину!
— Разве такая просьба не удивительна из женских уст? — спросил Аброгастес.
— Только не от такой женщины, как эта! — крикнули в толпе.
— Прошу вас, господин, — умоляла Гута.
— А ты неплохо выглядишь, — заметил он.
— Да-да, я смогу угодить!
— Я бы перерезал тебе горло, как только насмотрелся бы на тебя, — зло сказал он.
— О, нет, не надо, господин!
— Но твое тело выглядит аппетитно.
— Да, позвольте угодить вам, господин!
— А ведь без одежды ты недурна собой, — с удивлением продолжал прозревать Аброгастес.
— Спасибо, господин.
— Интересно, сколько бы за тебя дали на торгах? — размышлял Аброгастес.
— Прошу вас, не говорите обо мне так, — зарыдала Гута.
— Возможно, твоей красоты хватит, чтобы купить твою жизнь, — решил Аброгастес.
— Да, да!
— Или хватит только на время.
— Вы так великодушны, господин! — с радостью закричала она.
— Да, выкупить ненадолго твою жизнь, — продолжал он, — но не свободу.
— Господин! — вскрикнула она. — Нет, не надо!
— Если хочешь, ты можешь объявить себя рабыней, — предложил Аброгастес.
— Но тогда я стану всего лишь тварью, как свинья или собака!
— Нет, еще ниже, — возразил Аброгастес.
— О, не надо, господин!
Аброгастес подал знак, и воин за спиной Гуты схватил ее за волосы и оттянул голову назад. Холодное лезвие ножа приблизилось к ее горлу.
— Нет! Нет! — завопила Гута, отчаянно вырываясь.
По знаку Аброгастеса воин отпустил ее и отошел.
— Я объявляю себя рабыней, — отчетлив произнесла Гута. — Я — рабыня.
Ропот удовлетворения прокатился по толпе ибо мужчины уже утратили всякое уважение бывшей жрице тимбри и относились к ней, как к любой рабыне.
— Теперь на тебя может претендовать любой, — сказал Аброгастес. — Я беру тебя.
— Да, господин.
— Чья ты рабыня?
— Ваша, господин.
— Пусть твое имя будет «Гута». Принесите ошейник для этой рабыни, — приказал Аброгастес, — и потяжелее.
