Стефан Корджи - Ночные клинки
— Недосуг мне тут с вами! — рявкнул им Конан и сам прыгнул вперед, навстречу выставленным клинкам.
Выпад справа — отбит левым мечом. Атака правым — и бандит валится с распоротым боком. Шаг вперед. Угроза слева — полуповорот, отвод, враг слишком близко, оглушающий удар эфесом правого меча и, добивая, проткнуть шею левым…
На пол грохнулся один из особо занимавшей Конана пятерки.
— Эй, он нас всех сейчас перебьет! — вскрикнул один из бандитов, бросаясь к спасительной двери.
— Назад, шкуры! — заревел вожак, но было уже поздно. Его люди дрогнули, а сам он, промедлив, упустил тот единственный момент, пока еще мог уйти сам. Конан одним прыжком оказался возле главаря. Несмотря на всю свою огромную силу, бандит не продержался против разъяренного киммерийца и нескольких мгновений. Отразив отчаянный выпад левым мечом, Конан достал горло противника правым.
— Больше ты не будешь ни над кем смеяться, — бросил варвар, презрительно глядя на умирающего врага.
Покой опустел. На полу остались мертвые. Все, кто мог бежать — бежали. Конан остался один. Усмехнулся, и, не пряча мечей, шагнул в тот проем возле трона, откуда прошлый раз появлялся его величество император воров Бодея Велед Устрашающий.
Низкий сводчатый коридор содержался в совершенном порядке. Зловоние почти не чувствовалось — через каждые несколько шагов стояли дымящиеся курильницы. С потолка свисали плети светящихся мхов, так что Конан не нуждался в факелах.
На пути ему встретился только один пост охраны — очевидно, в самом сердце своих владений Велед считал себя в полной безопасности. Трое мечников охраняли подступы к массивной железной двери (похоже, Велед доверял одному лишь железу), однако длинный тоннель поглотил все звуки боя, и охранники ни о чем не подозревали. Прежде чем они сообразили, что высокий черноволосый богатырь не из числа новых наемников Веледа, двое из них отправились к Индре замаливать свои грехи, а третий, последний, упав на колени, судорожно клялся Конану, что не знает пароля, что открывает последнюю преграду перед собственной пыточной Веледа.
— Там… там… там сам император… — бормотал разбойник. Острие кинжала Конана касалось горла бандита. — Только он, и никого больше…
— Ты слышал крики? Отвечай! — Да, да… она кричала… совсем недавно… верно, император устал…
— Проклятье, — прищурился Конан. — Сделай так, чтобы он открыл! Иначе, клянусь Кромом, я тотчас же перережу тебе глотку!
Разбойник дрожал крупной дрожью.
— Он тогда прикончит меня!
— Некому будет тебя приканчивать! — рявкнул Конан, и тут за дверью послышались шаркающие шаги. Брякнул отомкнутый запор; дверь начала приоткрываться…
Конан рванул тяжелую створку на себя. Коротко заверещал придавленный разбойник; дверь распахнулась, и Конан увидел императора.
Даже видавшему виды киммерийцу стало не по себе. На императоре был один лишь кожаный фартук, лицо и руки обильно забрызганы кровью. Но главное — глаза! Это были глаза не человека и даже не хищного зверя; так, казалось, могла бы смотреть одна лишь смерть или кто-то из ближайших сподручных костлявой старухи.
Велед очень быстро сообразил, в чем тут дело. Проворно, точно крыса, он отскочил назад, повернулся и бросился наутек. Конан рванулся следом.
Северянин оказался в просторном подземном каземате. Углы покоя тонули в полутьме. В середине горел очаг, стоял грубо сколоченный длинный стол, на котором были разложены пыточные инструменты самого устрашающего вида. Рядом с очагом возвышался железный крест высотой почти восемь футов; и на нем, на этом кресте, была распята совершенно обнаженная Бхилата. От хитроумного сооружения тянулись вверх, к потолочным блокам, многочисленные цепи — очевидно, крест поднимался, опускался и поворачивался, так что мучитель мог даже поджаривать свою жертву на пламени очага.
Конан промчался мимо, стараясь не смотреть на несчастную девушку. Сейчас его занимал только Велед.
Император воров метнулся в угол затравленной крысой — молча и стремительно. Там, в темноте, Конан разглядел какое-то смутное свечение — белесое, мрачное, безжизненное… Меч Конана уже готов был вонзиться в бок удирающего Веледа (убить его просто так представлялось Конану неслыханной милостью по отношению к этому выродку), когда император добежал до тускло мерцавшего предмета (им оказалась небольшая округлая скляница с мутно светящейся слизью внутри), вцепился в нее обеими руками и резко повернулся к Конану.
— А вот теперь мы сможем поговорить, — прошипел он, весь содрогаясь от злобного торжества. — Теперь-то мы сможем поговорить! Ты думаешь, что в твоих силах убить меня? Глупец! Я неуязвим! А потом сила Ночных Клинков заставит тебя трепетать! Знаешь, что в этом сосуде?..
Он не договорил. Конан взмахнул мечом, в этот очень длинный момент сразу произошло несколько событий.
Клинок еще с шипением резал воздух, готовясь наискось рассечь тщедушную грудь императора Веледа, а за спиной его крысиного величества из струившегося от стекляницы белесого света внезапно возникло нечто вроде дрожащей черной тени, не имевшей определенных очертаний и четких контуров. Внезапно и резко потянуло леденящим холодом, словно сюда, в теплую Вендию, невесть как попала громадная ледяная глыба с гор Ванахейма или снежной Гипербореи…
Призрачная темная длань вытянулась. Меч налетел на внезапно возникшую преграду и со звонким треском переломился. Правда, и черная лапа вспыхнула мгновенным алым пламенем — и отдернулась.
За спиной Веледа распахнула пасть темная воронка. Там, где только что был один лишь покрытый плесенью мокрый камень, открывалась дверь не дверь, пасть не пасть — какой-то округлый лаз сквозь толщи камня и глины; тень потянула Веледа туда. Исчезая, император воров неожиданно показал Конану язык, точно уличный мальчишка…
Мгновение — и стена вновь закрылась.
— Проклятье! — выругался Конан. Швырнул обломки бесполезного меча на пол, засунул в ножны тот, что держал в левой руке, и бегом бросился к Бхилате.
Однако было уже поздно. Император Велед всласть натешился со своей игрушкой, а когда она прискучила ему, перестал удерживать жизнь в истерзанном нечеловеческими пытками теле. Конан медленно смотрел на покрытое ожогами и кровью тело, еще совсем недавно щедро дарившее ему свои ласки, и чувствовал, как его и без того горячая киммерийская кровь обращается в один сплошной костер. По жилам Конана в те мгновения тек жидкий огонь, так что казалось — сейчас все тело варвара обратится в пепел, не в силах выдержать пламя его гнева.
Руки девушки были прикованы к кресту железными цепями; цепи, в свою очередь, были заперты на тяжелые замки. Всей исполинской силы Конана не хватило на то, чтобы разорвать путы.
