Сергей Волков - Чингисхан. Повелитель страха
Я достаю коня из кармана, кладу на стол и выхожу из комнаты.
Все, вернусь сюда я только через два года.
Глава следующая
Колесико
Свет. Яркий, нестерпимо-белый, он бьет по глазам. Заместитель командира первого взвода старший сержант Машаков зычным голосом орет:
– Ро-ота, па-адъем!! Форма одежды – голый торс, построение у казармы через сорок пять секунд! Время пошло!
Сержанты идут между рядами кроватей, подгоняя продирающих глаза новобранцев:
– Живее! Воин, встал! Бегом, бегом!
В армии все делается бегом. А в десантных войсках – тем более. Я в числе других проходящих «курс молодого бойца» парней откидываю одеяло на спинку кровати – так положено! – натягиваю штаны, наматываю портянки, сую ноги в короткие сапоги, и, приладив на голову берет, тороплюсь к выходу из спального помещения.
– Ро-ота, за мной бего-ом… арш! – командует Машаков. Мы срываемся с места и следом за сержантом бежим к воротам КПП. От них до спортгородка – ровно два с половиной километра. Это называется утренний кросс. Настоящий десантник должен быть физически сильным и выносливым. Спорить с этим утверждением глупо, отлынивать от физухи – себе дороже. Симулянты рискуют огрести пару нарядов вне очереди и до одури намахаться лопатами на хоздворе.
В спортгородок прибегаем, красные от мороза. От всех валит пар. Пять минут на зарядку, потом турники, «змейка», «кочки», пробежка по буму – и еще два с половиной километра до части.
И так каждое утро.
Распорядок дня в «карантине» жесткий. Подъем, зарядка, водные процедуры, заправка постелей, построение, строем в столовую на завтрак, потом до обеда занятия. Обычно это изучение устава, оружия, строевая на плацу, физуха и политические занятия. После них – построение, обед и снова занятия. В восемнадцать ноль-ноль развод, обязательный час физподготовки, далее – ужин, уборка территории и жилого помещения, час личного времени, вечерняя поверка и отбой. Спит солдат с десяти вечера до шести утра полноценные восемь часов. Бессонницы у солдата не бывает. Почему? Чтобы получить ответ на этот вопрос, следует еще раз взглянуть на распорядок дня.
Все неприятности забылись. Громилы из БКД, беседа со следователем на Черном озере, увольнение, исключение из комсомола, драка в ресторане, Надя – все это как будто случилось не со мной, а с кем-то другим.
Мне в армии нравится. Мне здесь хорошо.
Конечно, это еще не совсем армия, это тридцатидневный «карантин», заканчивающийся завтра. Завтра присяга, а потом нас раскидают кого куда. Кто-то поедет сразу в действующую часть, кто-то попадет в «учебку», чтобы спустя несколько месяцев получить погоны младшего сержанта.
Текст присяги мы выучили наизусть. Советская армия устроена таким образом, что если солдат должен что-то выучить или запомнить, то можно не сомневаться – и выучит, и запомнит, причем так, что ночью его разбуди – отбарабанит без ошибок.
На присягу приедут наши родители и родственники. Замполит, капитан Сухов, высокий серьезный мужик с костистым лицом, еще неделю назад говорил, что всем отправлены телеграммы с приглашениями. Я не то чтобы соскучился по матери, но повидаться, конечно, хочется – мало ли куда меня закинут после «карантина»? Десантные части дислоцированы по всему Союзу – от Прибалтики до Монголии. Одно дело – доехать из Казани до Пскова, где я сейчас нахожусь, и совсем другое – до какой-нибудь забайкальской Кяхты.
Вообще армейская жизнь напоминает мне колесо. Резвое такое колесико, которое останавливается только на ночь. Утром оно срывается с места и начинает вертеться, вертеться, и ты вместе с другими парнями в тельняшках и беретах вертишься вместе с ним.
За прошедший месяц у меня не было ни одного «провала». Я даже начал потихоньку забывать о древних монголах, об Есугее, Темуджине, Оэлун и запахе степной полыни. С одной стороны, это хорошо, но я где-то глубоко в душе тоскую по своим видениям. Однако эта тоска – ничто в сравнении с сосущим, изматывающим, постоянным желанием увидеть, прикоснуться к фигурке коня. Здесь, в армии, мне стало окончательно ясно – это называется «зависимость». Мать рассказывала, что у них в институте был один человек, начальник отдела, неплохой специалист, который, в конечном счете, сошел с ума и угодил в психиатрическую больницу на улице Волкова. Оказывается, он еще в молодости придумал, как из капель для лечения насморка, содержащих эфедрин, делать настоящие наркотики. Постепенно они разрушили его личность. Похоже, конь действует на меня точно так же. Теперь я понимаю, почему покойный дядя Коля предупреждал меня в письме – ни в коем случае не открывать шкатулку. То, что письмо опоздало, – настоящий несчастный случай. Конь едва не сломал мне жизнь. Я не мог его выбросить, не мог отдать или продать.
Но я – мужчина. И я нашел в себе силы в самый последний момент, ранним утром, перед военкоматом, оставить фигурку на своем письменном столе.
Теперь я свободен!
Я – свободен! Когда-нибудь потом, после дембеля, от которого меня отделяет еще семьсот дней в сапогах, я найду книги, учебники, энциклопедии и выясню, что стало с семьей отравленного Есугея-багатура, с его сыном. Но сейчас я должен забыть о них. Забыть, иначе желание вновь увидеть картины давно минувших дней победит и я брошу все, сбегу из части, вернусь домой, только для того, чтобы вновь сжать в ладони фигурку из серебристого металла.
У нас в роте подобралась неплохая компания: рыжий Пашка Черкасов из Воронежа, смуглый здоровяк Артур Жагаулов из Кокчетава, интеллигентный Коля Смирнов, он призывался из Пензы и разбитной курганец Серега Ухтомов. Мы держимся вместе, вместе сидим в редкие свободные минуты в курилке. Вообще курево в «карантине» запрещено приказом командира учебного батальона майора Грачева. Вместо него нам в столовой каждый день выдают по горсти изюма и кураги.
Разговоры в курилке вертятся в основном вокруг трех основных тем. Первая – кого куда пошлют, где лучше служить.
Важный момент: в частях нас ждут настоящие прыжки с парашютом. Пока мы только учились группироваться и по три раза прыгнули с вышки. Это ерунда, аттракцион, как в Парке культуры. Прыжок с самолета – другое дело. Всем страшно. Всем хочется побыстрее побороть свой страх и прыгнуть. За прыжок десантникам дают что-то вроде премии – три рубля. Даже стишок есть такой:
Судьба карает нас жестоко,
Сурово судит нас земля.
Кому цветы у изголовья,
Кому – бумажка в три рубля.
На первые «прыжковые» три рубля положено «проставляться» в чипке, солдатской чайной. После этого ты становишься настоящим десантником.
