Олаф Локнит - Зов Древних
— Очень много ошибок, — вежливо, дабы не задеть чести бойцов, высказался кхитаец. — Но весьма, весьма способные юноши, — заключил он.
Евсевий промолчал. Кулачный бой не был его любимым видом состязаний.
— А как на взгляд ученого? — все же поинтересовался у аквилонца король.
— С позволения моего царственного, я предпочитаю ипподром кулачному бою, — ушел Евсевий от прямого ответа.
— Евсевий прав, — заметил король. — Мне не следовало допускать такого. Впрочем, было забавно. Теперь надо погрузить этих способных юношей в колесницы и найти место для стоянки до заката. Неподалеку я вижу лес, а в нем должен быть какой-никакой ручей. Поспешим.
Часа через два они сидели на берегу мелкой лесной речушки. Евсевий настолько хорошо помнил чертежи северных земель, что ему даже не пришлось заглядывать в дорожную карту, чтобы определить, где они находятся и что есть поблизости. Костер едва теплился, он и нужен-то был только для слабого света. Еду составили дорожные хлебцы и лепешки.
Хорса и Майлдаф, довольно скоро пришедшие в себя, подкреплялись выпечкой и вином. Железный Хорса наконец-то разговорился: вместе с горцем он смаковал подробности их короткого поединка. Бриан Майлдаф хохотал, пожалуй, громче, чем ржет его любимый Стедди, гандер же отпускал незлобивые шутки, которым горец искренне радовался и которые старался запомнить. Умберто и Арминий вспоминали минувшие дни. Тэн И и Евсевий совершили свою закатную молитву, и теперь аквилонец впился в кхитайца словно клещами и засыпал его бесчисленным множеством вопросов о давно интересующем ученого Востоке.
Смотреть за тем, чтобы никто не подобрался к путникам под покровом темноты, пришлось, конечно, королю. Конан еще раз пожалел о том, что рядом нет Мораддина. Ночь прошла спокойно. Следующие день и ночь тоже не принесли ничего нового, кроме того, что ночевали они не в лесу, а на постоялом дворе в Ларвике. Хорса устроил им ночлег у своих дальних родственников, и никто так и не узнал, что король Аквилонии находится не в Тарантии, а возлежит на сеновале между сотником Умберто — слева и хранителем дорожных карт — справа.
На третий день отряд миновал Гандерланд. Мощеная дорога кончилась, потянулась обычная, земляная. Колесницы были оставлены, все ехали верхом. Они обогнули выступающие здесь к западу отроги гор и теперь углубились в темные хвойные леса. Где-то поблизости начиналось болото. Последнюю ночь по пути на север они провели в хижине лесоруба, понятия не имевшего, кто теперь король.
С утра следующего дня потянулись вересковые болота. Дорога змеилась, обходя чрезмерно зыбкие участки. Наконец к полудню, выбежав из ольховника, она вышла к подножию холмов. На самом высоком из них черной базальтовой громадой высился Фрогхамок.
Глава пятая «ДВА СТОЛБА»
Оказывается, их уже заметили, ибо, когда еще через час запыленные, уставшие от почти беспрерывной, длившейся три с половиной дня гонки путники въехали в аллею, обсаженную липами, которая вела ко рву, мост был опущен. Навстречу им двигалась группа всадников: трое в одеждах благородных дворян, пятеро горцев-охранников и… Женщина?! Да, глаза не обманывали их: на тонконогой высокой кобыле белой масти сидела грациозная и хрупкая молодая дама. Держалась она уверенно и даже манерно, не без кокетства, хотя ни в одном ее движении не угадывалось и намека на фривольность. Ее кокетство было естественным в той же степени, в коей Бриану Майлдафу было присуще умение торговаться и биться об заклад по любому поводу.
Возглавлял выезд сребробородый старик крепкого телосложения. Роста он был среднего. Если бы не столичная одежда и явное знание хороших манер и придворного этикета, то можно было бы, не колеблясь, посчитать его таким же горцем, как и сопровождающих его охранников, только дожившим до седых волос, что случалось в горах не часто: обычай кровной мести в этих краях был не просто жив — он не потерял здесь былой первобытной силы и тщательно выполнялся.
Отряд короля и встречающие сблизились на расстояние пятидесяти локтей. Не было никаких сомнений: сам хозяин замка, наместник Темры Коннахт Мабидан выехал навстречу королю. Коннахт приезжал в Тарантию принести присягу верности новому сюзерену. Во время гражданской войны полуночный восход, как обычно, оставался тихим местом, не затронутым никакими волнениями, а тем более военными действиями, да и сам Коннахт не стремился влезать в бесконечную драку за власть. Он даже совершил два полезных для Конана дела: отпустил на волю ссыльных, несправедливо осужденных Нумедидесом, и те своим авторитетом поддержали Освободителя, собрав ему в помощь несколько тысяч воинов, а также Коннахт снарядил-таки, правда ближе к концу войны, отряд из пятидесяти горцев под командованием родного племянника, Аврелия Мабидана. Хоть и невеликий по численности, отряд зарекомендовал себя отлично, и Аврелию был пожалован чин сотника. Но молодой человек не слишком упорствовал, чтобы ускорить свою военную карьеру, в столице бывал наездами и предпочитал проводить время в обществе Септимия. Сейчас Аврелий тоже находился в числе встречающих. Надо сказать, что племянник мало походил на дядюшку, несмотря на принадлежность к той же фамилии. Лицом, статью и осанкой он больше напоминал канцлера Публия, но в молодости, пока тот еще не успел отрастить брюшко.
Третьим дворянином был и вовсе юноша, русоволосый, но со странно смуглой кожей, даже более смуглой, чем это присуще уроженцам юга Аквилонии. Грудь его была широкой, что угадывалось даже под просторной зеленой одеждой, бедра узкими, ноги стройными, длинными и мускулистыми.
Воображение Конана и опыт долгих странствий помогли ему дорисовать остальное, потом повесить на шею юноше ожерелье из зубов хищных зверей, накинуть на чресла набедренную повязку, на лицо пару раз мазнуть краской полосы…
Пикт! Молодой пикт, отчего-то русоволосый и голубоглазый, на вороном коне и в одежде аквилонского дворянина! Конан с трудом сдержался, и на лице его не отразилось и тени удивления. Откуда пикт в доме Мабидана, в такой дали от Пущи? Как бы то ни было, Конан ощутил где-то внутри голос крови, знакомое чувство напряжения и неприязни, за последние три года приугасшее. Конаджохара и осажденный Тускелан снова встали перед глазами, бесчисленные каноэ поплыли по Черной реке. Король поморщился, отгоняя видение. Так или иначе, настроение было несколько испорчено, и даже лицезрение молодой прекрасной дамы на великолепной лошади не возвратило утерянного. Дама, которую согласно этикету назвали бы скорее благородной девицей, действительно привлекала взгляды, и не только благодаря своей молодости, свежести и стройности. Секрет во многом заключался в необычности ее облика.
