Лев Прозоров - Евпатий Коловрат
Ещё к ней приводили молодых урусутских ханов — она требовала, чтоб хотя бы одного в каждом ханстве брали в плен. Власть над ханом — власть над землёй, власть над ханским сыном — власть над её будущим. Она даже запомнила имена — Олгу сын Ингура, Ула-Темир, сын Джури, и последнее, самое трудное, самое сладкое — Василику, сын Канчантина. Полные силы, жизни, воли… Нишань-Удаган сладко вздохнула, вспоминая. Дни с ними остались не самым худшим её воспоминанием — а из их костей и кожи вышел хороший тоног.
Неладное почуяла, когда войска Джихангира, а с ними и Нишань-Удаган вошли уже в следующее урусутское ханство. За спиной творилась сильная, очень сильная волшба. Шаман, не уступающий ей, — и это ещё самое меньшее! Откуда?! Сколько деревень и городов ни прошла она вслед за войском — даже что-то похожее на шамана пихты было тут величайшей редкостью. Разумеется, даже эту мелочь не стоило оставлять в живых — чем слабее побеждённый, тем спокойнее спится победителю. Да и чёрных жрецов надо ж было порадовать — а те ненавидели шаманов своего племени лютой ненавистью. Иные, едва узнав, что их самих не собираются обижать, начинали просить прикончить живущего по соседству шамана или шаманку. Даже дорогу брались показать — Нишань-Удаган могла бы и вовсе не тревожить себя, да только цэрегам было спокойней убивать шаманов в её присутствии.
Чудо что за люди, как таким не помочь… Жаль, мало их было. До обидного мало. Даже среди чёрных жрецов. Большая часть даже смотрела так, будто их не радовало, что их не трогали. Не трогали даже тогда, когда они с кулаками бросались на воинов, развлекавшихся с их дочерьми или жёнами или угоняющих с их двора коров и коней. Других за такое убивали. Если было время — не быстро, чтоб выжившие соплеменники накрепко запомнили, кто теперь хозяин на этой земле. А этих — не трогали. А они были недовольны. Странные люди странной земли.
И вот ещё одна странность — рядом орудует очень сильный шаман. И куда смотрели чёрные жрецы?
Обряды были какие-то плохо знакомые. Небывалая смесь чёрной и ратной ворожбы. И совсем уж дикое ощущение, будто ворожил один — но в нескольких лицах… бычий рог Эрлига всех вас забодай, что ж тут творится такое?! Надо было подольше беседовать с местными шаманами и шаманками, перед тем как убить. И вызнать сведения пополезнее той важной вести, что трава «ханга» тут зовётся «плакун-травой». От неё, дескать, мангусы плачут.
Чтоб порождение Эрлига заплакало, надо что-то повнушительней щепотки сухой травы…
Ну, например, посадить мангуса в её шкуру. В тот самый момент, когда даже до одноглазого аталыка дошло, что он имеет дело с колдовством. И весь белый шатёр уставился на неё, как бараны на хлопнувшего кнутом пастуха. Полагая, как видно, что Нишань-Удаган сейчас с обычной своей улыбкой достанет из рукавов шубы головы урусутских колдунов…
Пришлось объяснять Повелителю, его сиятельным братьям и их одноглазому Псу, что потребуется авдал. Без этого обряда с колдунами не то что не справиться — без него она не поймёт, что и как они делают. А готовиться к авдалу надо долго. Ну не она же виновата, что в ханстве Ула-Темир они не стоят на месте хотя бы одну лунную четверть?
Она ведь и сама очень и очень не прочь понять, что происходит. Почему и потроха овец, и овечья же лопатка, и камни, и бусины, и даже ханьские игральные карты из кости, за которые Нишань-Удаган ухватилась уже почти в отчаянии, раз за разом предрекают тщетность стараний, напрасные хлопоты, пустые заботы…
На любой вопрос.
Спросишь: «Кто поднимает мертвецов?»
«Зря», — хрустит в огне баранья кость.
«Как победить колдунов?»
«Зря», — шуршат бусины на шёлковом плате.
«Будет ли завтра буран?»
«Зря», — трещит костяная колода.
Странно, очень странно… Только один совет может тут помочь.
К тому же она просто очень-очень соскучилась. По смертным любовникам так не скучают.
Как по заказу, следующая крепость урусутов, носившая два имени, мало похожих друг на друга — Новытоорэгу и Дорджок, — даром, что маленькая, вцепилась клыками частоколов в войско Джихангира на несколько дней. Вышло даже больше лунной четверти. Что любопытно — на большие города ханства Ула-Темир — тут начиналось уже другое ханство… или не ханство. Пленные говорили, что главным городом этой земли правит курултай, вечный курултай, который раз за разом собирают не для того, чтобы избрать Повелителя, а чтоб решать им всё дела… мыслимо ли? Воистину, край земли, Последнее Море недалече… Так вот, главные города ханства Ула-Темир падали гораздо быстрее. Особенно любопытно было, что в местных деревнях чёрных жрецов и их молелен не было. Вообще. При этом из лесу и даже от города пахло неосквернёнными обоо. Потом их обязательно надо будет уничтожить. Их, и тех, кто их строил и сохранял. А пока Нишань-Удаган досыта напьётся их силы для авдала.
И вот настал рассчитанный ею день. Рядом ещё лезли на деревянные стены урусутской твердыни нескончаемым муравьиным потоком цэреги — Нишань-Удаган, не стесняясь, зачерпнула полной горстью и оттуда, из потока смерти, боли, гнева, страха и непрожитого, — а вокруг юрты старшей шаманки выстроились жертвенные шесты-зухэли с головами и шкурами животных и пленников. В самой юрте было совершенно темно, только искорки кадил поблёскивали во тьме, иногда падая на амулеты шаманки, на её рогатый венец-майхабшу, на нефритовое зерцало-толи. Уже были принесены молитвы и жертвы Матери-Земле и Отцу-Небу и тенгриям Четырёх Сторон, и младшие шаманы били в бубны, сидя вокруг, а закрывшая глаза Нишань-Удаган слышала грохот копыт скакуна, несущего её по ветвям Вечного Древа Тоороо, туда, где светил звездой лаз-орох в её собственный рай, её и Его — Хам Богдо Дайн Дерхе.
Она выбежала в свой маленький мир, в свой онгон хирбее дайда. Здесь озеро Хубсугул уходило другим краем в небо, здесь синели горы Тану-Ула — так же, как над озером Хубсугул в мире людей. Но здесь не было каменной бабы, изображающей Хам Богдо Дайн Дерхе — её удха, её наставника, хранителя и любовника — или любовницы, глядя по настроению, её могучего онгона. Зачем? Он жил здесь сам. Он встречал её, смеясь, на серо-белом жеребце… и любые заботы и тревоги, любое незнание уходило прочь. Ибо воистину нет заклинания могущественнее, чем «Хоёр сагай нэгэндэ»! — «Двое становятся одним».
Нишань-Удаган недоумённо огляделась. Вот он, её онгон хирбее дайда, но где удха — его и её владыка?! Где Дайн Дерхе? Отчего не встречает её?
Странные ритмичные шлепки донеслись до её слуха. Мало походили они на касание озёрной волны о песчаный берег, ещё меньше — на поступь серо-белого жеребца по песку.
