Гай Орловский - Любовные чары
Она дернулась.
— Что?.. Хотя знаю, его мать была против, а отец вовсе грозил лишить наследства, но Бонивэ не таков, чтобы из-за денег и земель отказаться от нашей любви.
Я воскликнул:
— А вы знаете, почему они так сделали? На самом деле они вас любили! Очень любили и хотели, чтобы вы стали женой лорда Говерна!
Она вздрогнула.
— Что?.. Но они…
— Были против, — доказал я, — но почему?..
— Почему? — повторила она озадаченно.
— Потому что такова была воля короля, — сообщил я. — Король Бэдэкер, дед нынешнего короля Антриаса, не был еще тогда королем, он оставался вожаком самой свирепой шайки разбойников, что вторглась в некогда мирные земли Уламрии, и он не считался ни с какими законами, ни с чьими-то чувствами. Это его сын, великий Андрих Хенрик Потгитер, принял созданное в некогда диких землях могучее королевство и перенял от цивилизованных соседей законы, но сам Бэдэкер ни с кем не считался. И когда он велел лорду Говерну оставить вас и взять в жены леди… забыл ее имя, несчастному Бонивэ ничего не оставалось делать…
Она вскрикнула гневно:
— Как не оставалось? Он мог отказаться! Я покачал головой.
— Не мог.
Она возразила гневно:
— Вы не знаете Бонивэ!.. Он мог противостоять всем королям на свете!.. И если отказался от меня, то это был его выбор! И он за него ответит со всем его потомством!
Я сказал мягко:
— Его был выбор, но… под давлением. Я занимаюсь секретной службой и с ходу могу назвать вам десяток причин, которые могли сломить вашего несгибаемого Бонивэ…
Она вскрикнула:
— Нет таких причин!..
— Есть, — ответил я еще мягче. — Беру первую попавшуюся: Бэдэкер мог сказать вашему возлюбленному, что в случае его отказа жениться на той леди, которую он ему подкладывает, он велит схватить вас, бросить в темницу, где вас будут насиловать все заключенные, а раз в день подвергать чудовищным пыткам!.. Теперь скажите, что должен был ответить королю любящий вас Бонивэ Говерн? Она запнулась.
— Что?… Это низко… Он не мог…
— Это позволяют себе даже короли, — сказал я мягко. — Венценосные и потомственные, а не только вожаки разбойничьих шаек. Короли выше закона!.. И морали. Обычной морали, так как интересы королевства выше интересов отдельных людей. Скажите, что выгоднее было создаваемому королевству: женитьба лорда Говерна на вас или на той самой леди?
Она запнулась, я видел, что готова выпалить, что только на ней одной-единственной, однако столетие — это столетие, она помедлила, а когда повернула ко мне лицо, я сам вздрогнул, такое страдание не выразить никакому художнику.
— Значит, — прошептала она, — я все это время обвиняла милого Бонивэ напрасно?
— Да, — сказал я быстро и с облегчением. — Вы сами вспомните все те дни еще раз, когда он сказал вам, что решает жениться на той леди… Как он говорил? Как выглядел?
Она прошептала словно в забытьи:
— Я это тысячи тысяч раз вспоминала… и помню каждый миг, словно это случилось сегодня…
— Ну, — подсказал я. — Ничего особенно не заметили?
Она проговорила:
— Это было нетрудно заметить… Но тогда я решила, что его мучает совесть, однако предпочитает жениться на более богатой и с могущественной родней…
— Пересмотрите еще раз, — сказал я настойчиво, — и увидите, было это в самом деле так… или же он безумно страшился за вашу жизнь и потому решил принести себя в жертву… да-да, принести себя в жертву можно не только на поле боя, но вот так, не столь заметно.
Она заломила руки.
— Да… Я помню, как он смотрел… Он не мог сказать мне всю правду, он в самом деле страшился за мою жизнь и решил принести в жертву себя, чтобы я осталась живой и невредимой…
Она поднялась и помчалась к стене, еще миг — и навеки исчезнет, я крикнул быстро:
— Погодите, леди! Но вы не отомстили!
Она повернулась, уже наполовину погрузившись в стену.
— Но он же не виноват…
Я сказал напыщенно гордо:
— А честь рода? Преступление должно быть наказано, иначе это послужит соблазном для других, менее решительных, но таких же расчетливых и подлых.
— Вы имеете в виду… — проговорила она в нерешительности.
— Да, — сказал я, не моргнув глазом. — Иначе мир несправедлив!
— Имеете в виду, — повторила она замедленно, — потомков рода Бэдэкера, который заставил лорда Говерна принять такое чудовищное решение…
— Вы совершенно правы, — похвалил я. — Чувствуются ваше хорошее воспитание и сообразительность, так присущие членам древних фамилий. Сразу все сообразили!..
Она подплыла обратно к столу, но не села, за столетие отвыкнув, парить над столом все то же самое, что и стоя, если не намекнуть на манеры благородных ледей, то сама не вспомнит.
— Да, — сказала она, и голос ее потвердел, налился силой, — тот негодяй сделал несчастной не только меня, но и милого моему сердцу лорда Говерна!.. Он должен быть наказан… Я буду являться его потомкам, пока они сами не покончат счеты с такой жизнью!
— Потомок у него один, — сказал я. — Нынешний король Уламрии — воинственный Антриас.
Она сказала с нажимом:
— Он умрет!..
— Довести его до самоубийства? — переспросил я. — Это, конечно, приятно… однако для мужчины, а король Антриас, скажу я вам честно, ярко выраженный мужчина с чисто мужскими чертами доминирования, подчинения, захватывания и усиления власти.
— И что?
— Для таких, — пояснил я, — есть и более страшные вещи..
— Чем смерть?
Я пожал плечами.
— Что смерть?.. Разве мы не идем на нее осознанно, выступая в воинский поход? А смерть в бою — это красиво и эпично. Особенно если на виду всех водружаешь знамя на верху вражеской башни, а тебе стреляют в спину, и ты падаешь с огромной высоты… И самому приятно, и певцы воспоют в веках!.. А род будет гордиться таким великим героем, на века зависшим на могучем родословном древе.
— Но что для короля…
— Нарушение планов, — подсказал я. — Для короля Антриаса самое главное в жизни — его планы стать великим королем. И нет ничего более страшного для него, если планы рухнут. В этом случае отчаяние так велико, что его и сравнить не с чем!.. Простой человек может дойти до самоубийства, но король и этого не может себе позволить, он отвечает слишком за многое!.. И вот в таком состоянии духа, когда все рухнуло, нужно жить… Она слушала раскрыв рот.
— Это… это ужасно…
Я сказал трезвым голосом:
— Но король Антриас — крепкий орешек. Ему не так просто помешать. Даже вы, мне кажется, не сумеете…
Она сказала так жарко, словно готовится превратиться в привидение Огня:
