Сергей Волков - Чингисхан. Книга 2. Чужие земли
— Я вам нравлюсь?
— Вы очень красивая.
— Всегда хотела быть самой красивой из всех женщин и чтобы все мужчины любили только меня одну — и вот надо же! Мое желание сбылось! — Ольга заливается смехом. — Теперь я самая красивая, а также единственная женщина тут! Наверное, я попала в рай.
— Майор Бейкоп уверен, что это ад…
Она перебивает:
— Майор Бейкоп — глупый человек, сноб и мизантроп.
— Мне он таким не показался.
— Вы еще слишком молоды и наивны. Вам кажется, будто жизнь разнообразна и бесконечна, но это не так! Жизнь состоит из постоянных повторений. Каждый день одно и то же. Каждая неделя, каждый год. Одни и те же люди… Да! Даже если они меняются, они все равно одинаковые. Одни и те же ошибки, те же разочарования, та же боль, та же любовь, даже чувства все время одни и те же. Пока ты молод, кажется, будто следующий день несет в себе что-то… — Ольга задумывается, и ее лицо становится грустным. — Артем Владимирович — следующий день ничего не несет. Понимаете? Жизнь там, — княгиня махнула рукой в сторону горного хребта, — ничем не отличается от жизни здесь, только там мы стареем, болеем и умираем, а здесь нет. Здесь нет ничего того, что мучает нас, только… радость.
— В чем радость?
Ольга встает, делает несколько шагов к костру. За деревьями раздается взрыв хохота — там Нефедов рассказывает офицерам похабные анекдоты.
— Здесь мы как боги.
— Я не заметил…
— Мы вечно молоды, сильны, бессмертны. Мы можем делать все, что захочется…
— А какой в этом смысл?
— А в чем есть смысл? У вас был смысл?
— Был.
— Я же говорю… Вы слишком молоды. Поэтому вам казалось, что в вашей жизни есть смысл.
— Там я мог что-то делать, чего-то добиваться, получать результаты.
— И что? Допустим, вы что-то делали. Допустим даже, что это было чем-то прекрасным и великим. Какой же в этом смысл, если вы потом все равно умрете?
— Есть люди, которые делают что-то, о чем помнят веками.
— Да, да, да, да, да… Помнят веками. И что? Вам-то что от этого? Вы уже умерли. Прах. Тлен. Вас нет. Вам все равно, помнят о вас или нет.
— Мне не все равно.
— Тогда вы глупец.
— А вы запутались в своей бесконечной жизни.
— У меня был выход? — устало спрашивает княгиня.
Я задумываюсь. Действительно, какой у них был выход?
— Вы пытались отсюда выбраться?
— Зачем? — с неподдельным удивлением вскрикивает Ольга.
— Да, это был глупый вопрос…
Ольга умолкает, лезет в карман кожанки, достает плоскую коробочку.
— Что это? — спрашиваю, чтобы как-то заполнить паузу.
— Кокаин…
Она тонкими пальцами берет из коробочки шепотку белого порошка, вдыхает одной ноздрей, потом другой.
— Не хочешь?
— Нет, спасибо.
— В этой бездонной коробочке он никогда не кончается, — Ольга убирает коробочку, усмехается. — Я несколько раз пыталась выбросить его, но каждый раз находила тут же в кармане.
Я не знаю, о чем еще говорить. Хочется спать, да и княгиня меня здорово утомляет. Даже не так, она заставляет меня думать о Телли. Заставляет злиться на то, что я провожу время не с ней. Что я вынужден сидеть здесь, с этой пьяной и безумной женщиной, встречать ее каждый день, день за днем… Если бы здесь была Телли — хотел бы я выбраться из этого хроноспазма? Или нет? Или в этом случае проклятое место тоже стало бы раем для меня? Но можно ли любить вечно, если ничего не происходит? Можно ли тут не сойти с ума?
— Однажды… — внезапно начинает говорить Ольга, — я подняла роту китайцев — у них лагерь за рекой, ближе к горам — и истребила все племя до последнего ребенка.
— Для чего?
— От скуки.
— Значит вам все-таки скучно?
— Иногда…
— Вы кого-нибудь любите?
— Здесь это невозможно.
— Почему?
— Потому что я уже сотню лет вижу одних и тех же людей, — со злостью произносит Ольга и тут же оборачивается ко мне. — Но ты… Ты тут новенький, — Ольга улыбается. — И ты мне нравишься.
— Я не об этом, — усмехаюсь я.
— А я об этом…
Ольга садится рядом и обвивает мою шею руками.
— Я могла бы полюбить тебя, стать твоей, отдаться тебе полностью. Позволить победить меня, сделать своей рабыней…
— Действительно? — с какой-то неприятной для самого себя холодностью спрашиваю я.
— Возьми меня. Полюби меня. Полюби меня так крепко и горячо, как только можно и даже больше, сильнее этого. Дай мне полюбить тебя, больше жизни и смерти! Сделай меня счастливой и наполни мою жизнь…
— Смыслом? — еще более ехидно спрашиваю я.
— Да. Да, мой мальчик, смыслом.
— Но в жизни нет смысла, — резко обрубаю я. — И каждый следующий день ничего не несет.
Глава десятая
Три ящика динамита
Трава Колизея шелестит под ногами. Разумеется, арена настоящего Колизея усыпана песком и находится в Риме. А в долине Неш Колизеем называют почти круглый лог между трех холмов. Их склоны образуют некое подобие амфитеатра. Сейчас там полно зрителей. Пришли все — и афганцы из разных эпох, и скифы, и македоняне, и грязные кушаны с нечесаными волосами, и дисциплинированные китайцы в темно-зеленой форме. И, конечно же, монголы. Конечно же, потому что один из двух сегодняшних поединщиков — багатур Кобдо, нукер из войска царевича Джагатая. Монголы оказались в долине, обшаривая окрестные горы в поисках сына Хорезм-шаха Мухаммеда Второго Джелал-ад-Дина, непримиримого врага Чингисхана. Это было давно, в начале тринадцатого века.
Кобдо выше меня ростом, шире в плечах. Движениями и статью он напоминает медведя. Очень быстрого, сильного и опытного в схватках медведя, закованного в наборный цзиньский панцирь.
Второй боец, противник монгольского багатура — я. Так захотела княгиня Ольга. Она вместе со своей свитой расположилась на камнях, специально принесенных из-за холмов. Где-то там, среди господ офицеров, находится и Нефедов. Он странным образом сошелся с этой компанией, мгновенно став для них своим человеком. Меня это удивляет — что общего может быть у советского профессора и недобитых белогвардейцев?
Впрочем, сейчас мне не до размышлений на отстраненные темы. Кобдо уже вышел на средину травяной арены и зрители приветствуют его восторженными криками. Он явный фаворит сегодняшнего поединка. Не знаю, как Ольга заставила монгола участвовать в этом. Мне же был попросту поставлен ультиматум: или я сражаюсь, или каждый день меня станут подвергать одной из самых жестоких китайских казней: перепиливать переносицу продетым в ноздри конским волосом. В случае моей победы Ольга обещала оставить меня в покое. В случае же весьма вероятного поражения я остаюсь у «ее престола».
