Робин Хобб - Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник)
– Зачем ты приходила к Барричу? – спросил я и тут же понял, каким грубым был мой вопрос.
Я боялся, что она искала помощи.
– Он мой друг, – сказала она коротко и попыталась пройти мимо меня.
Не раздумывая, я преградил ей путь.
– Дай мне пройти, – прошипела она свирепо.
Но я шагнул к ней и обнял ее.
– Молли, Молли, пожалуйста, – сказал я хрипло, когда она с силой оттолкнула меня, – давай найдем место и поговорим хотя бы минутку. Я не могу вынести, когда ты так на меня смотришь, а я, клянусь, не сделал тебе ничего плохого. Ты ведешь себя так, как будто я бросил тебя, но ты навсегда в моем сердце. Если я не могу быть с тобой, это не потому, что я не хочу этого.
Она внезапно остановилась, борясь с собой.
– Пожалуйста… – умолял я.
Она оглядела темную лестницу.
– Мы постоим и поговорим. Быстро. Прямо здесь.
– Почему ты так сердишься на меня?
Она чуть было не ответила мне. Я видел, как она прикусила язык и внезапно стала холодной.
– Почему ты считаешь мои чувства к тебе самой важной вещью в моей жизни? – спросила она. – Почему ты думаешь, что у меня нет других забот, кроме тебя?
Я изумленно смотрел на нее.
– Может быть, потому, что я сам так отношусь к тебе? – мрачно предположил я.
– Это неправда. – она говорила раздраженно, словно поправляла ребенка, утверждающего, что небо зеленое.
– Правда, – настаивал я. Я попытался прижать ее к себе, но она окаменела в моих объятиях.
– Твой будущий король Верити для тебя важнее. Король Шрюд важнее. Королева Кетриккен и ее ребенок важнее. – Она отсчитывала по пальцам, как будто перечисляла мои грехи.
– Я выполняю свой долг, – проговорил я тихо.
– Я знаю, где находится твое сердце, – сказала она без выражения. – И оно не со мной.
– Верити… больше нет здесь, чтобы защищать свою королеву, своего ребенка или своего отца, – попытался объяснить я. – Так что на это время я должен ставить их выше собственной жизни. Выше всего, что мне дорого. Не потому, что я люблю их больше… – я беспомощно искал слов. – Я – человек короля.
– А я – свой собственный человек. – Молли произнесла это так, как будто хотела сказать: «Самый одинокий человек в мире». – И я позабочусь о себе.
– Но тебе не суждено всегда самой заботиться о себе, – возразил я. – В один прекрасный день мы будем свободны. Свободны. Чтобы обвенчаться, чтобы…
– Чтобы делать то, о чем тебя попросит твой король, – закончила она. – Нет, Фитц.
В ее голосе была решимость. Боль. Молли оттолкнула меня и стала спускаться по лестнице. Оказавшись на две ступеньки ниже меня, когда пропасть, казалось, разделила нас, она заговорила.
– Я должна сказать тебе кое-что, – начала она почти мягко. – Теперь в моей жизни есть другой. И он значит для меня столько же, сколько для тебя твой король. Он для меня важнее моей собственной жизни, важнее всего, что мне дорого. И после того, что ты сказал, ты не можешь винить меня. – она подняла глаза. Я не знаю, как я выглядел, знаю только, что она отвела взгляд, как будто не могла этого вынести. – Ради него я ухожу. В более безопасное место, чем это.
– Молли, пожалуйста, он не может любить тебя так, как я, – взмолился я.
Она не взглянула на меня.
– И твой король не может любить тебя так, как я… любила. Но, – сказала она медленно, – дело не в том, что он чувствует ко мне, а в том, что я чувствую к нему. Он должен быть первым в моей жизни. Ему это необходимо. Пойми это. Дело не в том, что я больше не люблю тебя. Просто я не могу поставить это чувство выше его благополучия. – она спустилась еще на несколько ступенек. – Прощай, Новичок. – она почти выдохнула эти слова, но они пронзили мое сердце.
Я стоял на лестнице и смотрел, как она уходит. И внезапно это показалось мне слишком знакомым, боль слишком привычной. Я бросился за ней, схватил ее за руку и втащил под лестницу, ведущую на чердак, в темноту.
– Молли, – проговорил я, – пожалуйста!
Она ничего не ответила. Она даже не сопротивлялась.
– Как, как мне заставить тебя понять, что ты для меня значишь? Я просто не могу тебя отпустить!
– Точно так же ты не можешь заставить меня остаться, – сказала она тихим голосом.
И я почувствовал, как что-то ушло из нее. Какая-то ярость, какое-то желание. У меня не было для этого слов.
– Пожалуйста, – сказала Молли, и это слово ранило меня, потому что она умоляла: – Просто отпусти меня. Не делай это еще труднее. Не заставляй меня плакать.
Я отпустил ее руку, но она не ушла.
– Когда-то, – осторожно начала она, – я сказала тебе, что ты похож на Баррича.
Я кивнул в темноте, не подумав о том, что она меня не видит.
– В чем-то это так, а в чем-то – нет. Сейчас я решила за нас, как когда-то он решил за них с Пейшенс. У нас нет будущего. Твое сердце уже занято, и пропасть между нами слишком велика для того, чтобы через нее можно было перекинуть мост любви. Я знаю, что ты любишь меня. Но твоя любовь отличается от моей. Я хочу, чтобы ты делил со мной мою жизнь. Ты хочешь держать меня в ящике, отгородив от себя. Я не хочу быть человеком, к которому ты приходишь, когда у тебя нет никаких более важных дел. Я даже не знаю, что ты делаешь, когда ты не со мной. Ты никогда не делился со мной этим.
– Тебе бы это не понравилось, – сказал я ей. – И на самом деле ты не хочешь знать.
– Не говори этого, – прошептала она сердито. – Разве ты не видишь, что я не могу так жить? Ты даже не позволяешь мне самой решить, хочу я знать или нет. У тебя нет прав так поступать со мной. Если ты даже об этом не можешь мне рассказать, как я могу поверить, что ты любишь меня?
– Я убиваю людей, – услышал я свои слова. – Для своего короля. Я убийца, Молли.
– Я не верю тебе! – прошептала она.
Она выпалила это слишком быстро. Ужас в ее голосе был таким же сильным, как презрение. В глубине души она знала, что я сказал правду. Наконец. Ужасное молчание, такое холодное, пока она ждала, чтобы я признался во лжи, зная, что я сказал чистую правду. Наконец она сделала это за меня.
– Ты убийца? Ты не смог даже пройти мимо стражников в тот день, чтобы узнать, почему я плачу, у тебя не хватило мужества не подчиниться им ради меня. И ты еще хочешь, чтобы я поверила, что ты убиваешь людей для короля? – она всхлипнула от ярости и отчаяния. – Почему ты говоришь мне такие вещи? Почему именно сейчас – чтобы произвести на меня впечатление?
– Если бы я думал, что это может произвести на тебя впечатление, то, вероятно, рассказал бы тебе об этом давным-давно, – признался я.
И это была правда. Мое стремление хранить свои тайны было не более чем обычной трусостью, я боялся, что, если о них узнает Молли, я потеряю ее. Я был прав.
– Ложь, – сказала она больше себе, чем мне. – Ложь, все ложь. С самого начала я была такой глупой! Если человек один раз ударил тебя, он ударит тебя еще раз. Так говорят люди. И то же самое с ложью. Но я оставалась с тобой, и я слушала, и я верила. Какой глупой я была! – она проговорила это с такой свирепостью, что я отшатнулся как от удара. Она стояла в стороне от меня. – Спасибо тебе, Фитц Чивэл, – сказала она холодно, почти официально, – теперь мне будет гораздо легче.
