Тим Доннел - Шесть дверей страха
Вернулась Имма, неся поднос с освежающим питьем и сладостями для королевы, а идущий следом слуга робко поставил на стол стаканчик с костями. Когда он вышел, все четверо уселись на ковер, и почтенный Дамунк начал плести такую историю, что Конан поневоле стал вспоминать, не встречались ли они в давние времена на улицах Шадизара, этого гнезда воров и разбойников.
Зенобия хохотала, а маленькая Имма бросала сердитые взгляды на своего учителя, недоверчиво встряхивая кудрявой головкой. Лекарь с видимым облегчением закончил свой рассказ, и настала очередь короля научить свою королеву играть в кости, как вдруг он почувствовал, что рука, лежавшая на его плече, вдруг соскользнула вниз, и Зенобия мягко повалилась на ковер. Она крепко спала.
Конан попробовал ее разбудить, но она нахмурилась во сне, как капризный ребенок, и уютно свернулась калачиком. Он подхватил ее на руки и бережно уложил на постель, не сводя глаз со спокойного лица.
Казалось, ничто не нарушит безмятежность этого сна. Время тянулось медленно, ночная тишина убаюкивала. Имма дремала в кресле, положив голову на подлокотник. Дамунк боролся со сном, расхаживая из угла в угол и разглядывая давно знакомое убранство королевской спальни.
Затейливая резьба деревянных панелей, украшавших стены, такая забавная днем, теперь, в мерцающем свете одинокого светильника, казалось, таила в себе угрозу. Маленькие крылатые дракончики гонялись друг за другом, прячась среди цветов и листьев. Неверный отблеск пламени оживлял крохотных чудовищ, и они, как настоящие, извиваясь, трепетали перепончатыми крыльями, а цветы, жалобно вздыхая, шевелили лепестками. Лекарь зажмурился, потряс головой, отгоняя наваждение, и отвернулся.
Зенобия безмятежно спала. Конан уже начал надеяться, что кошмар не повторится, как вдруг губы ее страдальчески дрогнули, и раздался тихий жалобный стон. Голова судорожно откинулась назад, а руки потянулись к шее, словно пытаясь освободиться от чего-то невидимого. И снова королева забилась, как пойманная птица, а Конан вновь старался удержать ее на ложе, сжимая в крепких объятиях. Маленькие руки отбивались от него с нечеловеческой силой, тело трепетало и извивалось, вырываясь из неведомого плена, а на шее опять тускло блестел узкий железный ошейник.
Лекарь попытался подойти к Зенобии со своими снадобьями, но был тут же отброшен в сторону. Только могучие руки Конана могли удержать королеву. Вмиг пробудившееся звериное чутье варвара подсказывало киммерийцу, что борется он со злобной враждебной силой. Прижимая к себе всегда столь желанное тело Зенобии, он понимал, что избавиться от чужой воли несчастная королева могла, лишь убив себя.
Когда Дамунк и Имма снова подошли к ложу, пытаясь поднести к ее ноздрям флаконы, Конан, не разжимая железных объятий, прорычал сквозь стиснутые зубы:
– Не подходите! Теперь ждите до утра! Отойдите дальше!
Еще долго продолжалась эта схватка с вселившейся в прекрасное женское тело колдовской мощью, но, наконец, краем глаза Конан увидел, что звезды погасли, и небо начало светлеть. Что принесет королеве это утро? Неужели она больше не увидит солнца, не посмотрит на него своими ясными глазами, не засмеется озорным смехом? Где она сейчас, какие мучения испытывает ее душа во власти этого демона?!
– Кр-р-ром! Я не отдам тебя! Ты вернешься! Ты вернешься! – хрипло шептал Конан, не выпуская из объятий бьющуюся королеву.
Внезапно все стихло. Она лежала вытянувшись на ложе, неподвижная, как статуя. Конан, тяжело дыша, отпустил плечи жены и вгляделся в застывшее лицо.
Нет, это было не ее лицо! У нее никогда не было такого выражения, никогда губы не изгибались так надменно и повелительно! Глаза были закрыты, но Конану казалось, что они смотрят на него сквозь сомкнутые веки.
– Пусть они уйдут! – вдруг произнесли эти губы чужим властным голосом, от которого повеяло смертью. – Пусть они уйдут, а ты останься! Скорее!
Дамунк хотел что-то сказать, но Конан быстро подтолкнул его и испуганную девушку к двери, закрыл засов и вернулся к Зенобии.
Она медленно села, как села бы ожившая мраморная статуя. Тяжелые веки поднялись, и на Конана глянули огромные глаза, сверкавшие блеском огня и снега. Губы послушно зашевелились, произнося чужие слова:
– Королева в моей власти! Она может умереть, а может и остаться жить! Я каждую ночь буду приходить к ней, если ты не займешь ее место! Мне нужен ты, варвар, только ты!
Сердце Конана разрывалось от боли и ярости. Перед ним – страшный враг, которого нельзя убить, которому придется покориться! Выбора не было.
– Отпусти ее, я согласен! – Его голос дрожал от гнева, ногти до крови впились в ладони.
– Я знал, что ты согласишься, люди все одинаковы! Завтра ночью ты закроешься в своей спальне и будешь ждать! Я, Рагон Сатх, хочу видеть тебя! Прощай!
Тело королевы внезапно обмякло, и она обессилено повалилась на подушки. Раздался тихий звон, и на пол покатился лопнувший железный обруч, сжимавший ее шею. Бросившись к двери, Конан, срывая засов, рывком распахнул ее, и в спальню вбежали лекарь и его ученица. Они захлопотали вокруг Зенобии, приводя ее в чувство, а Конан поднял с пола железный обруч и подошел к окну, чтобы получше его рассмотреть. Металл, похожий на полированное железо, своим ледяным холодом обжигал пальцы, его хотелось отбросить, как ядовитую змею, но он все всматривался в таинственные знаки, черной вязью украшавшие обруч. Он хотел позвать Дамунка, чтобы показать ему колдовские письмена, но тут на обруч упал первый луч солнца и проклятый ошейник растаял дымной струйкой, только пальцы Конана продолжали гореть, как от ожога.
Зенобия лежала, глядя в потолок невидящими глазами. Лицо за эту ночь совсем осунулось, волосы потускнели, бескровные губы пересохли и потрескались. Конан приподнял безвольное тело жены, и лекарю удалось влить в скорбно сжатый рот несколько капель вина. Она закрыла глаза, и ее бережно уложили обратно на подушки. Спокойный сон прогнал страдальческое выражение с побледневшего лица и дал отдых измученному телу.
За дверью спальни ожидали встревоженные дамы, все в королевском дворце замерло в предчувствии несчастья. Конан вышел от Зенобии, плотно прикрыв дверь. Жизнь продолжается, и дела королевства не менее важны, чем жизнь королевы. Он объявил, что королеву мучили дурные сны и теперь она отдыхает. Услуги придворных ей пока не нужны, лекарь и служанки справятся сами.
День прошел своим чередом. Дела король вершил быстро и решительно, и к вечеру тревога во дворце совсем улеглась. Отпустив последнего гонца, Конан, наконец, поспешил к Зенобии. Глядя на его спокойное лицо, никто не догадался бы, какие мучительные мысли роятся в голове киммерийца. Как там его королева? От лекаря никто не приходил, значит, ничего страшного.
