Дуглас Брайан - Цитадель песков
Соня покачала головой.
— Да, Афолле, ты умеешь уговаривать. Думаю, ты убедил бы даже гремучую змею попить молочка и помурлыкать у очага.
Афолле развел руками, словно прося извинения. Мол, таков уж я уродился!
Соня легко поднялась на ноги.
— Идем. Я действительно хочу выспаться на нормальной человеческой постели. Давно уже мне не удавалось этого сделать.
* * *
С виду дом Афолле казался ничем не примечательной хижиной с соломенной крышей и серыми глинобитными стенами. Несколько узких окон выходили на дворик, где на открытой жаровне женщины стряпали обед для всей семьи. Пяток ребятишек разных возрастов занимались хозяйственными делами. Девочка лет тринадцати чесала шерсть, усердно работая большим костяным гребнем.
Однако, едва лишь войдя в низкую резную дверь, Соня остановилась в изумлении. Стены дома были завешены соломенными циновками. Повсюду стояли кувшины с холодной водой, отчего в доме царила приятная прохлада. Здесь действительно легко дышалось в самую лютую жару — Афолле не обманул.
Соня невольно улыбнулась. Она не выносила духоты. А в последнее время странствия то и дело заводили ее в жаркие края. Слишком жаркие, на Сонин взгляд.
Мягкое ложе из нескольких ковров точно манило к себе.
Из полумрака хижины навстречу Соне вышла маленькая женщина лет тридцати пяти. На ее смуглых руках позвякивали браслеты — медные и серебряные, украшенные бирюзой и яшмой. На правой лодыжке она носила широкий браслет с бубенцами, мелодично звеневшими при каждом ее шаге. Соне уже доводилось видеть такие браслеты — и в Эруке, и в Асгалуне. Многие верили, что звон бубенцов отпугивает злых духов, которые таятся в глубинах земли и только и ждут случая напасть на человека, схватить его за ноги и овладеть его плотью.
У женщины было приятное круглое лицо, блестящие черные глаза, пухлый рот, щедро накрашенный красной краской. Черная краска искусственно удлинняла брови, заставляя их сходиться над переносицей. В маленьких круглых ушках покачивались тяжелые серьги.
Завидев Соню, женщина поклонилась ей и, выпрямляясь, улыбнулась так искренне и дружески, что сердце Сони невольно растаяло.
— Мы несказанно рады тебе, гостья,— проговорила женщина.— Мой муж называет меня Хилаль. Я — младшая жена моего господина.
— И любимая,—добавила Соня.
Хилаль слегка покраснела.
— Это он так сказал?
— Разумеется. Хотя, глядя на тебя, я и сама бы так подумала,— ответила Рыжая Соня.
Хилаль покраснела еще гуще.
— Эти речи вливаются мне в уши, точно мед,— прошептала она.— Но не говори так больше… Ты смущаешь меня, женщина.
— Мое имя Соня.
Соня размотала с головы платок, и длинные рыжие косы упали ей на плечи. Хилаль восхищенно уставилась на этот огненный поток волос, от которого, казалось, в хижине разлился яркий свет.
— Это… твои настоящие волосы? — прошептала она еле слышно.— Чем ты их красишь?
Соня улыбнулась.
— Ничем. Они такие от природы.
Занятые разговором, женщины не услышали, как вошел Афолле.
— Не утомляй гостью, Хилаль,— молвил он с напускной строгостью. И обратился к Соне: — Я предложил бы тебе пива «доло» — мы варим его сами… У нас его пьют только мужчины, но ты ведь свободная женщина с Запада, а на Западе, я слышал, совершенно другие обычаи…
— Да,— проговорила Соня,— обычаи на Западе другие… И я с удовольствием выпью с тобой доло.
Афолле сделал едва заметный знак своей младшей жене, и та исчезла во внутренних помещениях дома, отгороженных от парадной половины — той, где принимали Соню,— колышащимися занавесками из крашеных тростниковых палочек.
Вскоре Соня уже угощалась сладкими лепешками и густым сытным напитком, который Афолле упорно именовал «пивом». Соня была склонна полагать, что это что угодно, только не пиво. Она припоминала кисловатый хмельной вкус айла, который пробовала в тавернах к западу отсюда; думала и о темном майде, которым угощали ее собратья-наемники — она разделяла их судьбу некоторое время, пока проезжала Пограничное Королевство и участвовала в нескольких битвах с варварами…
Здесь, в стране, занесенной песком, время словно остановилось. Или, что будет вернее, пошло вспять. Странный покой охватил Соню. Может быть, так и выглядит бессмертие, подумалось ей вдруг. Отсутствие смерти. Ведь смерть — это неуклонное движение времени. Так учили в жреческой школе.
Впрочем, и жреческая школа, и детство Сони, о котором она вспомнила так некстати — зачем только Афолле заговорил об «обычаях Запада»! — казались ей сейчас невероятно далекими, почти нереальными.
Хмель от крепкого напитка уже бродил у Сони в голове. Тем не менее она не утратила способности соображать.
Во-первых, она до сих пор не видела старшей жены Афолле. Нет, не это важно… А что?
Да! Зачем, собственно, Афолле пригласил ее к себе? Для чего рассказывал о своих семейных обстоятельствах? Зачем ему понадобилось оказывать гостеприимство странной женщине, которая не побоялась в одиночку пересечь Дикие Пески (так иногда называли в этих краях наступающую на человеческие жилища пустыню)? Здесь, на Востоке, недолюбливали бродяг без роду и племени, а еще меньше доверяли женщинам-воительницам. Впрочем, женщин-воительниц повсюду встречают без особого восторга, с этим Соня уже сталкивалась не раз.
Но голова ее тяжелела. Доло действовало.
— Прости, высокочтимый,— выговорила она, с трудом ворочая тяжелеющим языком.— Я нуждаюсь в нескольких часах сна. Твое доло оказалось сильнее моей воли…
— Оно и неудивительно,— улыбнулся Афолле.— Спи, Рыжая Соня.
И Соня, едва добравшись до постели, погрузилась в глубокий, спокойный сон.
* * *
Пробудилась она на рассвете следующего дня совершенно отдохнувшей. Некоторое время она лежала неподвижно, прислушиваясь и приглядываясь. Наконец в полумраке комнаты что-то зашевелилось. Соня повернула голову и встретилась глазами с женщиной лет двадцати семи. Женщина была некрасива — очень смуглая, с крупным носом, большими черными глазами навыкате, с длинным, ярко накрашенным ртом, который выглядел как свежая рана. Она перебирала крупу, при каждом движении посверкивая перстнями и позвякивая тяжелыми медными браслетами.
— Прости, я разбудила тебя,— проговорила женщина. У нее оказался глухой, хрипловатый голос.
— Нет, я уже выспалась. Спасибо господину этого дома,— отозвалась Соня.
Женщина едва заметно усмехнулась, дернув одним уголком рта.
— Господин этого дома милостив,— сказала она с непонятной интонацией. Словно втайне хотела посмеяться над Афолле.— Мое имя Сулайм, я — старшая жена хозяина.
