Норман Хьюз - Братья по оружию
— Только и всего? — в голосе киммерийца явственно слышалась ирония. Но коршенец не обиделся.
— Я не говорю, что это будет просто. Однако — нет ничего невыполнимого, если взяться за дело с умом. Грациан поможет мне с приманкой для Тусцеллы. У него есть кое-кто на примете. Она… этот человек отлично справится — и главное, ни сном, ни духом не ведая о том, ради чего все затевается. Так что божок этот, будь он хоть трижды волшебный, никакой угрозы почуять не сможет. А тут уже в дело вступишь ты. Выкрадешь статуэтку. После чего…
— Останется хорошенько поработать мечами? — Конан хищно усмехнулся. Перспектива доброй драки, как всегда, наполняла душу пьянящим возбуждением.— Что ж, я готов!
Но Гарбо неожиданно воспротивился:
— Нет. Браться за оружие тебе нельзя ни в коем случае, даже не помышляй об этом! Пока ты думаешь только о краже глиняной куклы, ты не представляешь опасности лично для Тусцеллы. Понимаешь? Приманка тоже не угроза, поскольку ни о чем не подозревает. И проклятый божок будет нем, как рыба! Стервятник не заподозрит неладного — до тех пор, пока не подоспеют мои молодцы. Вот такой вот план. Что ты об этом думаешь?
Конан пожал могучими плечами.
На его взгляд, в любом плане всегда имелись изъяны — и проявлялись они, как правило, в самый неподходящий момент. Но, с другой стороны… почему бы и не рискнуть? Конечно, если вознаграждение будет достойным.
Этот вопрос Гарбо, разумеется, предвидел. Сотня золотых перекочевала в карман северянина немедленно. Еще пятьсот он должен был получить, когда принесет статуэтку.
— Но Тусцелла ведь насторожится, когда обнаружит пропажу.
— Не успеет,— –хмыкнул коршенец.— Все предусмотрено. Вот только не взыщи — тебе я не могу ничего рассказать. Иначе, сам понимаешь, все пойдет прахом…
Эта часть плана нравилась Конану меньше всего — однако он уже дал согласие. Отступать было поздно.
Что ж, попробуем сыграть вслепую, решился северянин. Но даже с завязанными глазами он никому не даст себя одурачить!
* * *
Вечером следующего дня Гарбо вновь появился в покоях Месьора — и опять опоздал против назначенного часа.
— К тебе не так легко попасть незамеченным,— вместо извинений бросил он Грациану, который, в ожидании гостя, успел прикончить почти целый кувшин вина,— впрочем, никаких признаков опьянения не выказывая.— Ты же не хочешь, чтобы по городу пошли слухи о том, что мы опять что-то замышляем…
Месьор недобро усмехнулся в ответ. Глаза под набрякшими веками блеснули — но тут же вновь погасли, взор сделался привычно усталым и тусклым. И все же, доведись сейчас увидеть своего приятеля Конану — или Паломе — они были бы порядком удивлены, ибо человек, встретивший в своих покоях Гарбо, мало чем напоминал того Грациана, которого знали они. Зато любой коршенец старше сорока без колебаний заявил бы, что зрит перед собою тень графа Маргелия. Того самого… убитого наемником Лаварро три десятка лет назад. Хищно кривился рот, на лице застыло выражение настороженной угрозы, во всем облике калеки чувствовалась несомненная опасность. Даже Гарбо, крепкий, здоровый мужчина, как будто осторожничал, то и дело косясь на двоюродного брата.
— Так что, она… согласилась? — наконец решился он.
Грациан кивнул.
— Мне это стоило немалого труда: ты же знаешь, она вот уже десять лет как не показывается на люди, а уж принять участие в такой авантюре… Но ты все же сын Паллия. Она не могла отказаться.
— Особенно зная, как ты умеешь убеждать…— Гарбо попытался засмеяться, но получилось скверно. Он явно нервничал — и с каждым мгновением все сильнее.
— Не понимаю, о чем ты.— Месьор отозвался нарочито сухо, однако в уголках губ затаилась усмешка.— Скажи лучше, удалось ли тебе договориться с Конаном?
— Разумеется. Уж не знаю, что сыграло свою роль — золото, или то, что это ты попросил его помочь… но он согласился. И не задавал никаких вопросов. По-моему, он ни о чем не догадывается.
Сидевший в кресле калека поморщился.
— На твоем месте, я бы не слишком на это рассчитывал. У нашего варвара, несмотря на медвежью внешность,— острый ум, чутье и недюжинная смекалка. К тому же, он не терпит обмана. Так что если он раскроет твою невинную хитрость… смотри, я тебя предупреждал.
Предупреждение это, однако, не было воспринято всерьез. Гарбо лишь небрежно повел плечами.
— Он ничего не заподозрит. Да и потом — Конан меня сейчас заботит меньше всего. Пусть пока пошатается вокруг дома Тусцеллы, обследует все и как следует подготовится. Если мы успеем вовремя — уже послезавтра ему предстоит идти на дело.
— Да, с этим лучше не тянуть,— согласился Грациан.— Чем дольше мы собираемся, тем сильнее вероятность, что кто-то узнает о наших планах, или что-то пойдет наперекосяк. Я просто хотел еще раз предупредить тебя — не подставляй северянина больше, чем мы условились. Он все-таки мой друг…
И вновь предупреждение пропало втуне. Напротив, слова Месьора как будто даже позабавили его собеседника.
— О, да. Ты — и твои представления о дружбе! Боюсь, они так сильно расходятся с общепринятыми, что…
— Помолчи! — Грациан оборвал Гарбо так резко, что тот даже поперхнулся от неожиданности. Сейчас в голосе калеки звучала небывалая властность и сила.
— Мальчик мой, тебя ли я слышу?! — раздался внезапно голос в дверях.— Клянусь небом, на миг мне показалось даже, что это сам…
Женщина не договорила. Гарбо, вскочив с места, бросился ей навстречу. Почтительно опустился на колени. Прижался губами к ее запястью. Даже Месьор дернулся в своем кресле, точно забыв на миг о своем увечье — но тут же неловко осел, выругавшись сквозь зубы.
Впрочем, он мгновенно овладел собой.
— Матушка!
— Да, милый, это я. У меня появилась нежданная возможность ускользнуть — и я поспешила воспользоваться ею. Прости, что не смогла тебя предупредить…
С этими словами женщина прошла в комнату, на миг задержалась перед креслом Грациана, взирая на него сверху вниз со странной смесью жалости, любви и страха, потом быстро наклонилась, поцеловав его в лоб — и поспешила отойти, как будто опасаясь задержаться рядом слишком надолго.
Гарбо усадил ее в свое кресло, сам подвинул себе другое… и какое-то время все трое молчали, глядя друг на друга — а потом заговорили все разом:
— Ты совсем не изменился, Гарбо…
— Рад видеть тебя в добром здравии, матушка…
— Как хорошо, что вы смогли прийти, графиня…
И все трое засмеялись. Неловкость понемногу таяла, словно льдинка под солнцем.
Графиня, в свои без малого пятьдесят лет была все еще хороша собой. Высокая, сохранившая почти девическую стройность фигуры, она держалась очень прямо и несла себя с достоинством королевы. Темные волосы, в которых едва проглядывала седина, были убраны под капюшон плаща. Морщин на лице почти не было заметно — только горестные складочки в уголках губ, да паутинка вокруг черных, молодо блестевших глаз.
