Евгений Щепетнов - Демон
Трактирщик будет против?! Жалкое существо – сгниет в темнице! За что? Да какая разница – был бы человек, а уж преступление для него найдется!
Ох, какой большой и горячий! Ну почему же он такой сладостно горячий, почему такого нет и не было ни у одного из любовников?! Вот оно, настоящее наслаждение! О-о-о…. о-о-о! Какое наслаждение! До боли, до крика, до потери сознания!
Хендра не слышала, как приоткрылась дверь позади нее и вошел человек, лицо которого было замотано черными тряпками. Темные глаза, привычные к ночи, смотрели жестко, внимательно, настороженно, а когда женщина в очередной раз выгнулась, приподнимая руками внушительные, упругие, торчащие вперед груди, мужчина взмахнул рукой, и на затылок Хендры обрушился удар – сильный, точный, выверенный. Она молча повалилась на любовника, и это его пробудило.
Поздно. Другой удар вбил в череп нос парня, дробя его, расплющивая, заливая кровью постель.
Еще удар!
Еще! Еще!
Как в дерево!
Как в пенек!
Ломая, круша, разбивая кости, мясо, внутренние органы!
Морда бил, пинал – ожесточенно, так, что разошелся не вполне еще заросший шрам на щеке и кровь капнула на пол и башмаки. Он вымещал на этом парне всю досаду, все неприятности, происшедшие с ним за последние дни, когда власть едва не ускользнула из его рук.
Шрам – от ножа Амира, вместе со своими приспешниками попытавшегося захватить власть. Теперь почти все они лежат в канализации – в виде крысиного дерьма и обглоданных костей. Крысы славно попировали останками бунтовщиков. Все прошло вполне недурно – если не считать потери двух своих подручных, неловко напоровшихся на острый нож. Вот только победа требовала закрепления – например, нужна голова «бегуна», опустившего Морду на несколько ступеней вниз. Того, кто посмел забрать деньги у вожака, посмел противоречить ему, тому, кто показал – Морда не такой уж и всесильный и можно обвести его вокруг пальца, как ребенка. Нет! Не получится. Месть будет страшна!
– Остановись! – Спутник Морды придержал за руку, испуганно отшатнулся. – Эй, эй! Это я! Ты сейчас его совсем замесишь, а как потом узнают?! Хватит! Он и так покойник, с такими ранами не живут! Нам же надо, чтобы все его узнали! Голову не раздроби!
– Да… ты прав, – Морда тяжело дышал, его клешнястые могучие руки слегка дрожали.
Увлекся, опять увлекся!
«Нельзя давать волю эмоциям! – когда-то учил Старший. – Выдаешь свои чувства – показываешь, что ты такой же человек, как и твои подчиненные! Ты должен быть выше их! Холодный, твердый, как скала!»
Морда на всю жизнь запомнил его слова и всегда был благодарен старому вору – и за ту кубышку, которую тот некогда спрятал у городской стены, тоже. Они пригодились Морде, эти деньги. А Старший… он умер легко, без мучений. Хотя кто это знает, с мучениями или без – не ощутив клинок в своем сердце, не узнаешь – больно это или нет. Только те, чье сердце рассекла холодная сталь, могут точно ответить на этот вопрос, но их уже давно съели черви.
– Гля, вожак, а он ведь еще живой! – с удивлением сдавленным голосом из-под маски воскликнул третий «черный человек», наклонившись к избитому парню. – Дышит! Ничего себе! Живуч, скотина, как демон! Ну что, режем голову? Мне резать или ты сам?
– Стой! – вдруг решился Морда, мгновенно оценив ситуацию. – Этого козла возьмем с собой! Раз живой – тем хуже для него. Позабавимся!
– А что со шлюхой делать? Ее куда?
Морда секунду подумал, усмехнулся:
– Есть одна задумка… на кровать ее! Ноги держите! Раздвиньте! Вот так!
Хендра очнулась от жгучей боли. Попыталась закричать, дернуться – что-то твердое буравило ее зад, разрывая внутренности, раздирая, причиняя такую невыносимую, шипучую боль, что ей хотелось вопить, захлебываясь слезами, просить о пощаде – как делали те девчонки, что сгинули в ее застенке. Как делали те парни, с которых она снимала кожу, чтобы потом из нее сделали туфли, сандалии, штаны и куртки. Ей хотелось касаться кожи своих бывших любовников – всегда и везде! Человеческая кожа возбуждает, в ней магия, в ней сила!
Она поняла, что ее насилуют, но сделать ничего не могла. Рот был чем-то замотан, ноги и руки в прочном захвате, и Хендра только мычала – выгибаясь, дергаясь под смешки чужаков, методично буравивших ее. Насильники менялись, тихо переговаривались, отпуская шуточки по поводу гладкого тела шлюхи, не разработанных как следует отверстиях, а Хендра могла лишь стонать от боли и мечтать о смерти, об их смерти! Ей было плохо, как никогда в жизни.
А потом все стало еще хуже. Грудь обожгла страшная, невероятная боль, когда казалось бы – куда еще-то хуже? В свете луны Хендра увидела в руках насильника свою левую грудь, с которой капали капли крови. Отрезанную грудь. И уже теряя сознание, подумала: «Это наказание! Создатель, прими меня, какая я есть! Не наказывай слишком сильно, я и так уже наказана! О боги! Простите меня!»
Нож вспорол ей живот, запахло нечистотами и кровью. Впрочем – крови тут хватало и без того. Пол, стены, постель – все было залито темной жидкостью, неприятно липнувшей к пальцам и засыхавшей на ночном сквозняке, пробравшемся через открытую форточку.
Морда приставил нож к горлу «шлюхи», аккуратно перерезал глотку, перепилил позвонки, надломил их, перегнув шею жертвы, держа женщину за волосы, перерезал последний лоскут кожи и поднял отрезанную голову перед собой на вытянутой руке, вглядываясь в расширенные от ужаса и боли глаза несчастной. Сорвал с головы повязку, удерживающую кляп, вытащил полотенце, которое запихал в рот жертве. Поставил голову женщины на стол, рядом аккуратно разместил отрезанные груди, стараясь, чтобы они лежали симметрично.
Наклонился к трупу – прекрасные, хорошей формы кисти рук. Отпилил по суставу. Хотел положить туда же, к голове, но остановился – пальцы женщины буквально унизаны перстнями, блестевшими в свете луны. Даже если это всего лишь стекляшки вместо камней и крытое позолотой серебро – все равно они стоят звонкой монеты, а Старый учил, что нельзя отказываться от плывущих в руки денег, иначе не будет прибыли – боги накажут! Так что пришлось сдергивать перстни, некоторые прямо с кожей, обнажая красное мясо. Слишком тесные кольца, но не за мылом же идти, чтобы снять!
Больше ничего ценного на изуродованном теле не было. На отрезанной голове – тоже.
Парня завернули в покрывало, лежавшее рядом с кроватью, забрали и его одежду – пусть думают, что он убил свою шлюху, оделся и сбежал, так меньше вопросов и меньше проблем.
Морда не был глупым, скорее наоборот – отличался звериной, нечеловеческой хитростью, потому и выбился из уличных шпанят в главари большой уличной банды, состоявшей из малолеток. Пока – из малолеток, а там уже видно будет.
