Лин Картер - Конан Бессмертный
Знаками ему удалось наконец добиться, чтобы до нее дошел смысл его слов. Часом позже он уже сидел за столом, который женщина собрала для него. Ее звали Катлахос. Она вышла и вскоре вернулась с корзиной, полной провизии, которую она вскоре приготовила на своем маленьком очаге. Женщина не поскупилась. Конан с жадностью вытащил из корзины источающую странный аромат жареную птицу. Проститутка отступила назад, ожидая, когда он закончит, чтобы потом поесть самой.
— А это что за штука? — с полным ртом спросил Конан.
Он держал в руках какой-то цилиндрический овощ в фут длиною, на котором росли ряды золотистых косточек или зерен.
— Как, дьявол вас побери, вы это едите?
Наконец женщина поняла, что он хочет, чтобы она назвала предмет.
— Махиз, — произнесла она.
— Махиз, а? Ну хорошо, а теперь покажи, как его едят. Давай же, садись и ешь, иначе я проглочу все, что здесь есть, и не оставлю тебе ни крошки.
В конце концов она поняла, чего он хочет. Вслед за женщиной он сгрыз ряды зерен с початка махиза. За едой Конан спрашивал названия и других съестных припасов. К концу трапезы он уже мог обменяться с Катлахос парой простых фраз.
Конан запил остатки пищи флягой фруктового сока, настоянного на незнакомых травах. Он рыгнул и взглянул на Катлахос, которая, улыбаясь, в притворной застенчивости опустила глаза. Затем она многозначительно взглянула на кровать в конце комнаты.
Конан усмехнулся.
— Что ж, я действительно не так молод, как был когда-то, и немного утомился за день путешествия по океанскому дну, сражений с людьми, акулами и кракенами. Но все же можно попробовать.
Он поднялся, потянулся, грубовато сгреб Катлахос и понес ее к ложу.
Прошло несколько дней, и Конан собрался покинуть домик Катлахос. Она, плача, повисла у него на руке, и ему пришлось осторожно применить силу, чтобы освободиться. Теперь Конан был одет в хлопковый плащ и короткую юбку простого антильца. Катлахос добыла для него это одеяние и обучила его начаткам антильского языка. Конан знал теперь, что находится в Птаукане, последнем из оставшихся на земле городов атлантов. Свою старую одежду и боевое снаряжение он связал в узел, который перекинул на ремне через плечо.
Конан все еще не отваживался показываться на улице днем, так как его рост, цвет кожи и непривычные черты лица в любое время суток, кроме разве что самых глубоких сумерек, сразу сделали бы его предметом всеобщего внимания. Но теперь у него было хоть какое-то представление о плане города и о необходимой для достижения своих целей маскировке.
Вечер постепенно сменялся ночной темнотой, и Конан уже отчаялся найти то, что искал. Под конец он осторожно вступил в сгустившуюся черноту узкого переулка, который вел к просторной площади, и тут заметил в противоположном его конце огромную фигуру, плотно закутанную в красочный плащ из перьев. Незнакомец неспешно повернулся и направился прямо к нему.
Внутри у Конана все похолодело, но секундой позже он уже, словно лев, загнанный в угол, бросился на неизвестного. Прежде чем какой-нибудь звук успел вылететь из уст человека, Конан оглушил его своим молотоподобным кулаком. Он быстро втащил обмякшую фигуру в ближайшую дверь. На теле Конана выступила холодная испарина, и только теперь он вполне осознал всю степень грозившей ему опасности. Одного крика этого закутанного в зеленую мантию гиганта было бы достаточно, чтобы предприятие Конана завершилось в этом темном переулке.
Он оглядел свою жертву с головы до ног. Если предположить, что закованные в стекловидные доспехи воины с корабля-дракона представляли из себя средний экземпляр антильца, то для жителей островов этот парень изрядно вымахал. Однако вскоре Конан заметил, что на нем были сапоги на высоких подставках с семидюймовыми подошвами. Возможно, это было сделано с целью произвести впечатление на легковерных. По одеянию в этом человеке можно было предположить священника или мага: выбритая макушка, многочисленные кольца-талисманы на руках, цепочки с печатями, амулетами, крошечными фигурками идолов были в изобилии нанизаны на сухую костлявую шею. Конан внимательно осмотрел его руки. Да, он, должно быть, все же был священнослужителем. Никакой иной вид человеческой деятельности не оставляет рук такими мягкими, не ведающими мозолей.
Одет антилец был очень странно. Под платьем из перьев его длинное коричневое тело было почти голым, за исключением разве что узкой, в складку, юбки.
Толстые золотые браслеты, покрытые сложным кружевом загадочных символов, обхватывали его пояс, запястья и щиколотки. Его одеяние — такого Конану никогда прежде не доводилось видеть — включало и капюшон. Платье было соткано из грубой шерсти, украшенной сверху перьями, чьи яркие краски были различимы даже при этом ничтожном освещении. Острые кончики перьев насквозь протыкали грубые стежки шерстяной ткани, и каждый из них был зафиксирован специальным узелком. Подкладка из тонкого, тщательно сотканного алого материала, похожего на шелк, ограждала тощее тело от царапающего прикосновения колючей верхней материи.
Внезапно Конана осенила мысль, что, если он напялит на себя это одеяние, только без сапог на подставках, он окажется лишь немногим выше чародея-священника. Действительно, с прикрытыми одеждой руками и лицом, спрятанным за поднятым капюшоном, он, возможно, сможет свободно разгуливать по городу, не привлекая внимания. Однако даже капюшон был не в состоянии полностью закрыть нестриженую седую шевелюру и бороду, которые так разительно контрастировали с гладким лицом и бритым черепом священника.
Конан, недолго думая, решил эту проблему. Он оторвал длинный кусок шелковистой красной ткани и обмотал его вокруг головы и нижней части лица, так что видны были одни только глаза. С трудом натянул он на себя рубашку-кольчугу и сапоги и повесил меч у бедра. Затем он облачился в тяжелое, жаркое, колючее одеяние из перьев и надвинул капюшон как можно ниже на глаза.
У Конана не было возможности оценить эффективность этой маскировки, но было ясно, что при случайно брошенном взгляде его фигура не вызовет подозрений.
И все же голубые глаза и красная повязка вокруг подбородка могли привлечь внимание. Однако он решительно отмел прочь эти опасения. Ему доводилось бывать в различных городах, и жизненный опыт подсказывал, что священник или маг редко смешивается с толпой простых людей, которые к тому же сами обычно рады избежать подобной встречи.
Собрав все свое мужество, Конан сделал несколько шагов вперед и оказался на площади, освещенной луной и укрепленными на стенах домов факелами-ведрами. И тут же его маскировка подверглась первому испытанию. Толстопузый владелец лавчонки, едва начавший собирать выставленные для ночной торговли товары, был первым, с кем Конану довелось столкнуться. Маленький коричневый человечек укладывал в многочисленные деревянные ящички свои узорчатые изделия из меди, нефрита, серебра и золота, а также коллекцию головных уборов, украшенных перьями. Когда Конан показался на площади в своем птичьем одеянии, владелец лавки искоса метнул испуганный взгляд на его высокую фигуру. Затем он согнулся пополам в поклоне, выхватил висящий на заплывшей жиром груди нефритовый амулет, подобострастно поцеловал его и замер, не разгибая спины, в этой услужливой рабской позе, пока Конан величественно не прошествовал мимо.
