Донован Фрост - Храм ночи
— А что немедийцы? — вновь спросил киммериец.
— На холме мы разглядели троих лучников, вначале приняв за разбойничий дозор. Капитан велел отогнать их от дороги и дальше не преследовать. Однако, когда мы разделались с этим сбродом на вершине того вот раздвоенного дуба, показались было яркие огни. Укрепленный лагерь пограничной стражи Немедии вон в том направлении, он слегка к югу от второй дорожной петли. С его башен стали подавать сигналы дымом.
— Ну, вы-то чернокафтанники, но Ройл, он же ветеран, и капитан ваш вроде как ученый. Это были сигнальные зеркала — дозор оповестил гарнизон, а из укрепления уже попросили помощи. Мы же в трех днях пути от их столицы, а все центральные провинции наводнены немедийскими войсками. Кром! Гарнизон явно решил не возиться с нами. Численность отряда им уже известна — отсидятся за стенами, тем временем подтянется пара-тройка полков, и начнут гонять нас, как зайцев! — Конан повернулся к неподвижной колонне и крикнул:
— Галопом вперед! — и, уже обращаясь к гонцу — А ты — лети к капитану, пусть пошлет к воротам укрепления полдесятка Драконов, и… пожалуй — гербовый флажок Армледера.
Не подав виду, что изумлен, гвардеец развернулся и погнал своего коня так быстро, будто за ним гнались огненные псы Нергала.
Рыцарство Аквилонии, Немедии и отчасти Бритунии имело свой этикет ведения войн — один благородный дворянин с дружиной, желая выяснить отношения с другим достойным дворянином, подъезжал под стены замка и вгонял в ворота копье с гербовым флажком. Если вызов принимался, противники сходились на заранее выбранном ристалищном поле неподалеку от твердыни. Знатные рыцари бились друг с другом, равные по численности дружины так же разбивались на пары, согласно иерархии и знатности. Такие сражения-турниры остались со времен баронской вольницы прошлого века, ныне приструненной королями, однако еще сохранившей традиции. Турниры эти были весьма долгими — но редко кровопролитными. Пажи имели право уносить с ристалищного поля раненых, пеший мог сражаться только с пешим, конный — с конным. Метательное оружие воспрещалось, калечить и убивать слуг, коней и раненых считалось величайшим преступлением и покрывало нарушившего турнирный этикет несмываемым позором.
Конан презирал все эти, как он выражался, «петушиные бои», считая их помпезным балаганом для ряженых глупцов.
Однако с традицией бороться почти невозможно, к тому же в свое время Троцеро быстро разъяснил «молодому монарху», что во время баронских ссор в дальних от Тарантии провинциях гораздо спокойнее, если происходит один-два вызова «на гербовое копье», заканчивающееся парой-тройкой убитых, несколькими десятками раненых, помятыми родовыми доспехами и взаимным выкупанием пленных, чем когда враждующие аристократы мечутся с дружинами по землям друг друга, сжигая деревни, вырезая скот, вытаптывая поля и штурмуя каменные стены древних замков, с которых потоками льется расплавленный свинец, кипящее масло и летят ливни стрел.
Теперь же, чуя, что хорошей драки не получится, Конан хотел вынудить пограничный гарнизон и его командира, связанного «вызовом на копье» родовой честью, вступить в схватку, не дожидаясь подмоги.
— Добрый турнир лучше пустой прогулки по тропе и поимки восьмерых голодранцев.
Правда, вызвать на поединок несколько десятков порубежников с немедийской стороны можно было и без таких сложных маневров. Просто послать герольда, разодетого в пух и прах, с сияющей трубой и трепещущим флагом. Киммериец-то рассчитывал, что не малый отряд поединщиков, а весь немедийский гарнизон кинется к перевалу и схлестнется с «захватчиками».
— Вот это порезвились чернокафтанники, слышь, Эгиль! — узнал Конан восхищенный вопль асира, еле различимый в топоте копыт.
Кавалькада как раз промчалась вдоль места, где Армледер настиг беглецов. Разбросанные головни еще дымились, тут и там лежали изувеченные тела. Прямо у дороги росло странно изогнувшееся, словно от боли, дерево. К его стволу был пригвожден разбойник — брошенная на скаку не легкая кавалерийская пика приколола его, как булавка жука. Похоже, что разбойники даже и не сопротивлялись, — это было скорее побоище, чем серьезная стычка. Вряд ли среди гвардейцев имелись хотя бы легкораненые.
— Кром, кажется, я вывел последних серьезных разбойников на своей земле. В мои времена справиться с хорошей шайкой при толковом атамане было совсем даже не просто.
И Конан блаженно улыбнулся, представляя, как он, будь, лет на пятнадцать моложе, перевернул бы вверх дном всю Аквилонию, обладая таким же отрядом, как Хват.
— Нет, определенно, все мельчает под луной. Есть еще сильные бойцы — но нет ни истинной дерзости, ни размаха. Одна жадность.
С такими мыслями король увидел место расположения своего головного отряда и, соскочив с коня, пошел к одинокой паре, находившейся поодаль от остальных, на ходу бросив:
— Коней не расседлывать!
Эгиль с Хольгером поспешали следом. На поваленном бревне восседал капитан Армледер, плавно водя по палашу правильным камнем. Но движения пеллийца были излишне медленны, а задумчивое выражение лица показывало всякому, взглянувшему в его сторону, что гвардейский офицер чем-то крепко озабочен. Только когда стоявший рядом Иллиах, видя, что капитан совершенно не замечает приближения короля, хлопнул гвардейца по плечу.
Армледер запоздало вскочил:
— Вольно, капитан! — Конан протянул руку и не дал гвардейцу отдать салют. — Обойдемся без этикета. К воротам лагеря послали?
— Да, мой король. Там Ройл, мой оруженосец, и пажи обоих десятников авангарда.
— А что пленные? — поинтересовался Конан, оглядывая понурую группу из семи человек, окруженных хмурыми чернокафтанниками.
— Мелкая сошка, мой король. Если дозволено мне будет дать совет августейшей особе… — И, увидев рассеянный кивок короля, капитан продолжил, пряча палаш в ножны: — Их следует выпороть и отпустить на все четыре стороны. К шайке они пристали где-то седмицу назад, в нападениях на караваны не участвовали. Их держали, так сказать, в обозе. Крестьяне из немедийской деревеньки. Дело обычное — недород на полях, налоги. Ни бывших аквилонских солдат, ни известных воров, ни беглых каторжан среди них нет. А тащить их под конвоем…
— Да-да, ты прав, капитан. Десяток плетей, и пускай убираются. А где Хват?
— Утверждают, что остался с верными людьми на аквилонской стороне. Отряд, вернее остаток шайки, вел один из помощников Хвата, из бывших вольных охранников с караванного тракта, — его я оставлю для более подробного допроса. Он должен кое-что знать.
