Керк Монро - Убийцы чудовищ
— А по-моему, он очень несчастный и одинокий, — сказал туранец. — Представляешь, каково это — узнать, что твой мир погиб и уже никогда не возродится в прежнем облике и величии? Боги всеблагие, как мне повезло! Теперь большая часть секретов Кертара наконец-то станет известна человеку!
— Не забудь, секреты демонов стоят слишком дорого…
* * *
— Мысли, мнения, соображения? — Гвай возлежал на пышной постели в гостевых комнатах «замка» тана Арнульфа, созерцал плохо побеленный потолок и пытался не обращать внимания на киммерийца, устроившегося на подоконнике — Конан громко и фальшиво насвистывал немедийский военный марш, одновременно стругая палочку охотничьим ножом.
— Никаких мыслей, — варвар прервал свои рулады и отложил нож. — В голове пусто как в трухлявой бочке. После явления нашего грустного знакомца — я Турудиса имею в виду — мои представления о мире начали переворачиваться. Кто он? Верно, природная нечисть. Если он нечисть, значит враждебен и опасен. Однако, демон поступает прямо наоборот. Точнее, вынужден поступать — колдовать не получается, превращать осквернителей покоя гробницы в лягушек, крыс или мокриц — тоже. Вместо жутких злодейств, Турудис соглашается мирно обучать Абу-Бакра языку Первородных и начинает дружить с людьми. Каково?
— Ну, «дружить» демон вовсе не собирается. Он просто обменял свои знания на покой усыпальницы — хранитель прежде всего обязан уберечь знатного мертвеца от лишних беспокойств. Турудис, заметив, что его магия на нас не действует, выбрал меньшее зло. Если, конечно, такие слова подходят к существу, которое само порождено злом.
— Не будем углубляться в ненужную философию, — скривился Конан. — Добро, зло, равновесие… Чепуха! Для меня существует одно-единственное добро: хочешь, чтобы люди тебя уважали — уважай их. Равно и наоборот. А поскольку этому правилу я следую всю жизнь, среди людей у меня на удивление мало врагов. Теперь вернемся к Турудису. Демон порожден Черной Бездной, чтобы творить зло. Делать зло он не может — просто не получается, при всем желании. Таким образом мы видим полную бессмыслицу: тварь, явившаяся из обители первородной Тьмы, из самой сердцевины зла, оказывается всего лишь безобидным пугалом, которое еще и может оказать услугу милейшему Абу-Бакру — новые знания для старика, несомненно, являются добром. Как прикажешь такое понимать? Что следует обозначить Светом, а что Тьмой? Ум за разум заходит…
— Сотня вопросов и почти ни одного ответа, — Гвай встал с ложа, подошел к окну и выглянул наружу. Вечерело, тени постепенно становились длиннее. — Почему гробницу мага сторожил нечистый дух, хотя Первородные страшились демонов Бездны? Почему мы, отлично зная, что Турудис — опасная нежить, которая отнюдь не отличается голубиной кротостью, остались целы и невредимы? Отчего у жителей Ауруса такой страх перед ночной темнотой? Отгадка где-то совсем рядом! Если ты способен ответить, получишь в награду золотую монетку.
— Засунь эту монетку знаешь куда? — огрызнулся Конан. — Лично мне Аурус надоел. Надо отсюда убираться. Если сегодня ночью появится Рэльгонн, я обрадуюсь ему как любимому брату — наши хайборийские упыри ближе и роднее. Жаль только, что сартака и твоего жеребца придется оставить на память вельможному обжоре Арнулъфу.
— Сегодня ночью у нас будут другие дела, — преспокойно сказал Гвай. — Я уже говорил, что собираюсь переночевать под открытым небом. И не смотри на меня так, словно жабу проглотил — решение окончательное и бесповоротное. Что характерно, тебя принуждать к этой авантюре я не собираюсь. Боишься — сиди дома.
— Это не принуждение, это грязный шантаж, — искренне возмутился Конан. — Сам отлично знаешь, одного я тебя не оставлю — ты ж как дите малое! Если вбил что-то в дурную башку, не отступишься. Попробуй ответить внятно: зачем нужно отдавать себя на растерзание нечистой силе или ночному зверью?
— Хочу проверить несколько предположений, ответ был более чем туманным. — Насчет зверья не беспокойся, я спросил у Эвара — буллеты и прочие зубастые красавчики ночами спят. Остальных мы попробуем отпугнуть. Разведем костерок, прихватим пару баклаг с вином, песни попоем — романтика!
— Песни? — фыркнул варвар. — Посмотрим, что ты запоешь, когда очутишься в зубах какого-нибудь дружка Турудиса. А мне, как всегда, придется тебя оттуда вытаскивать.
— Как всегда? — Гвай посмотрел на верного соратника не без иронии. — Помнится, седмицу назад, именно мне пришлось спасать из клешни мантикора некоего знакомого киммерийца, куда он угодил…
— …По твоему же недосмотру. Это была случайность.
— Когда подобное происходит почти каждый день, это не случайность, а печальная закономерность. Может, тебе и на самом деле лучше остаться в крепости? Избавишь меня от лишних забот.
— Вот не посмотрю, что ты командир отряда, и врежу от души!
— Еще чего! Тан Арнульф нас не поймет, если мы явимся к нему за снаряжением и серебром с битыми мордами. Чего расселся, варварская душа? Пошли к вельможному, до заката надо успеть как следует подготовиться. Встретим демонов кертарского бестиария во всеоружии! Вперед?
— Вперед!
Глава пятая
Небо на Аурусе красивое. Когда солнце медленно уплывает за горизонт, Верхняя Сфера меняет цвет с фиолетово-голубого на пронзительно-синий, а на закате начинается настоящая феерия красок — розовый, все оттенки желтого и золотого, малиновый, багровый, оранжевый.
Наконец, край светила окончательно исчезает за Гранью и тотчас в небеса ударяют зеленые лучи — сияющие изумрудные линии на некоторое время затмевающие звезды. Конан видел такое явление в славные времена службы на каперском флоте короля Фердруго Зингарского и знал ему объяснение — свет солнца проходит через воды океана, окрашиваясь в цвет воды, однако на Полуденном побережье зеленые лучи никогда не были настолько яркими и не занимали половину небесного свода. Гвайнард, который никогда не бывал на море, смотрел на редкостный в Хайбории природный спектакль с зачарованностью ребенка, увидевшего трюки уличного фокусника.
Приблизительно через два с половиной квадранса должно было стемнеть окончательно. Поскольку сутки Аруруса продолжались почти на половину дольше, нежели в Хайбории, то и ночь была длиннее. Конан ясно представлял, что спокойно отдохнуть грядущей ночью никак не получится, и хорошо, если к рассвету хоть кто-то останется жив и не покалечен. Из города охотников провожали так, словно Гвай и Конан были живыми мертвецами — разве что траурными цветами не забрасывали. Светлейший тан, услышав о придуманной Гвайнардом авантюре, поначалу напрочь лишился возможности не только кричать, но и вообще издавать членораздельные звуки и даже пролил на одежду кубок вина, окончательно испортив свой парчовый колет.