Леонард Карпентер - Конан и осквернители праха
Даже царь Ибнизаб приподнялся на локте, чтобы не пропустить мгновенного удара ядовитых клыков, который и положит конец поединку.
Конан ощущал на себе их жадные взгляды. Еще он чувствовал, что постепенно теряет выгодную позицию. Гибкие, скользкие от масла плечи и шея Хада Хуфи напрягались и извивались под его рукой, мало-помалу выворачиваясь из отчаянной хватки. Спасибо и на том, что вендиец не мог выпустить из руки змею. По всей видимости, у него не было средства ни от яда алого аспида, ни от его нерассуждающей ярости. Так что одна рука храмового бойца была занята рептилией, а вторая силилась разогнуть руку киммерийца, пытавшегося его задушить.
Между тем аспид был в бешенстве. Он то и дело разевал бледную пасть, роняя капли прозрачного яда. Там, где они попадали Конану на кожу, вздувались багровые пузыри. Извивающееся ярко-красное тело больше не держалось за руку Хада Хуфи; оно хлестало обоих соперников по лицам, словно окровавленный кнут.
Вендиец неожиданно подался вперед, напрягая плечи и стараясь сбросить с себя вцепившегося киммерийца. Рука Конана начала соскальзывать с потной и масляной, пахнущей мускусом кожи... но тут змеиный хвост опустился на шею Хада Хуфи, и молодой варвар понял, что у него еще есть шанс.
И он им воспользовался. Он схватил чешуйчатое тело там, где оно касалось плеча Хада Хуфи, и скрестил запястья у основания шеи вендийца, плотно обхватив ее живой красной удавкой.
Освободившись от захвата, борец пробежал несколько шагов вперед, увлекая за собой ничуть не сопротивлявшегося Конана. Потом до него дошло. По-прежнему крепко удерживая голову змеи, он принялся извиваться и гнуться, но все без толку. Усталые мышцы Конана получили отдых, и справиться с ним сделалось не так-то просто. Он только все туже затягивал импровизированную удавку.
Придя в окончательную ярость, Хада Хуфи вновь попытался достать его змеиными клыками через плечо. Но теперь голова аспида пребывала в опасной близости от его собственной шеи, а у Конана, наоборот, прибавилось простора для маневра. Хуже всех при этом приходилось несчастной змее. Она уже не пыталась кусать воздух и держала обмякшую пасть полузакрытой, а глаза от прилива крови выступили из орбит.
Лицо вендийца тоже начало распухать и темнеть, а ноги – заплетаться на мозаичном полу. Конан держал его настоящей хваткой душителя, заставляя выгибаться назад. Пережатое горло больше не пропускало ни глотка воздуха, лишь синие губы безмолвно произносили проклятия, а руки тянулись к противнику – схватить!.. разорвать!..
Он видел над собой лицо Конана – близко, но не достать. Оно было почти так же черно от ярости, как его собственное – от удушья. Киммериец полностью сосредоточился на том, чтобы удержать соперника и ни в коем случае не разжать рук, – он чувствовал, что в этом была для него единственная возможность победы.
И при этом боковым зрением, сквозь застилавший глаза кровавый туман, он видел движение. Дворцовые стражники медленно приближались, держа наготове копья и поглядывая в сторону тронного возвышения. Они явно ожидали распоряжений. Неужели какому-то проходимцу-варвару будет дозволено убить иноземного борца, за которого были заплачены бешеные деньги?..
Конан повернул еще сопротивлявшегося Хада Хуфи таким образом, чтобы он оказался между ним и двоими ближайшими стражниками, равно как и между ним и возвышением. Все царственное семейство смотрело на него раскрыв рот, даже юная Эфрит, не сумевшая удержать маски наигранного безразличия. Хораспес был несомненно обеспокоен неожиданным оборотом так называемого состязания. Царицу же Нитокар необыкновенно забавляло происходившее. Она возбужденно нашептывала что-то на ухо супругу, и ее губы, накрашенные темной помадой, улыбались. Выслушав, царь Ибнизаб коротко махнул рукой. Стражники сейчас же отодвинулись назад, на свои прежние места по периметру круга.
Видел ли вендиец их отступление? Понял ли, что вместе с ними его покидала надежда? Трудно сказать! Его глаза начали уже закатываться в глазницах, но бился он отчаянно. Он даже выпустил повисшую голову аспида и обеими руками вцепился в чешуйчатую удавку, глубоко впившуюся в тело. Его толстые пальцы никак не могли ее подцепить. Он стал царапать руки Конана, раздирая побелевшие костяшки его пальцев... Хватка не ослабевала.
Тем временем змея, освободившаяся наконец от хозяйских пальцев на шее, понемногу начала оправляться. Ее сумеречное сознание, должно быть, едва воспринимало чьи-то руки, стиснувшие середину тела и хвост. Алый аспид снова обнажил клыки, голова заметалась туда-сюда, раздавая бесцельные покамест удары. Киммериец замер от ужаса. Он больше не мог защититься от ядовитого укуса. Но он скорее умер бы, чем выпустил полузадушенного вендийца.
Исход наступил мгновением позже. Голова алого аспида метнулась вперед... и погрузила зубы в ухо Хада Хуфи.
Храмовый боец, уже, казалось бы, неспособный ощутить страдания плоти, раскрыл залитый пеной рот в беззвучном, мучительном крике. Страшная конвульсия потрясла его тело и наконец-то оторвала его от Конана – да тот и сам с отвращением отшвырнул его прочь. Аспид так и остался у вендийца на шее и даже не разжал зубов, вонзившихся в ухо. Ухо мгновенно и жутко распухло, точно чудовищная серая поганка. Хада Хуфи схватился за него, прошел, запинаясь, еще два шага и рухнул лицом вниз. И умер, так и не издав больше ни звука.
Глава восьмая
Пророк погибели
Зрители, сидевшие за столами, разразились рукоплесканиями. Конан, покачиваясь от неимоверной усталости, стоял посередине и ждал, каково будет следующее испытание. Стражники между тем убили алого аспида, пригвоздив его копьями к бездыханному телу Хада Хуфи. Потом появились слуги и опасливо уволокли прочь змеиные корзинки и прикрытые одеялами трупы. Конану оставалось только гадать, какая награда достанется победителю. Свобода? Смерть?.. Или что-нибудь совершенно особенное?..
Пока он стоял так, измотанный и опустошенный, – даже ярость выгорела в его душе, – со стороны тронного возвышения к нему приблизились две улыбающиеся девушки-служанки. Обе молодые, хорошенькие и не слишком стесненные одеяниями. Короткие льняные тоги позволяли рассмотреть изящные босые ножки. Служаночки взяли Конана под руки и повели его с собой.
Приближаясь к возвышению, он все явственнее ощущал на себе пристальный взор темных, густо подведенных глаз царицы Нитокар. Варвар заподозрил, что его вели к трону именно по ее повелению. Остальные члены высочайшего семейства тоже поглядывали на него с некоторым интересом, но вполовину не так, как она. Лишь Хораспес впивался в него глазками-бусинками и выглядел весьма раздраженным.